М.Е. Жапанова1, Ж.К. Нурманова2 1к.ф.н., доцент, Евразийский национальный университет им. Л.Н. Гумилева, Нур-Султан, Казахстан, е-mail: Marzhan.enu@gmail.com
2к.п.н., Евразийский национальный университет им. Л.Н. Гумилева, Нур-Султан, Казахстан, е-mail: Zhanna-astana@mail.ru
ОБРАЗ ЮРТЫ В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
В настоящей статье рассматривается художественный образ юрты на материале произведений русской и казахской литератур. Присутствие данного образа в контексте творчества художников слова неслучайно и обусловлено конкретной исторической реальностью. Юрта предстает в произведениях художественной литературы как живой организм, испытавший на себе влияние многих факторов: социальных, культурных и т.д.
В статье предпринята попытка создать классификацию видов юрты по функциональному назначению на материале произведений русской (А.П. Чехов «Киргизы», Д.Н. Мамин-Сибиряк «Баймаган», М.М. Пришвин «Путешествие из Павлодара в Каркалинск») и казахской литератур (И. Алтынсарина «Кибитка и дом», М.О. Ауэзова «Путь Абая», Г. Мусрепова «Пятый вид», И. Есенберлина «Бурливо течет Есиль»). Ключевые слова: юрта, модель мира, кочевой быт, поэтика, символ, архетип.
ВВЕДЕНИЕ
Образ юрты впервые появился в фольклоре и нашел отражение в таких литературных памятниках, как «Огуз-наме», «Манас», «Книга моего деда Коркута», «Козы-Корпеш – Баянслу», «Кыз-Жібек» и многих других. Согласно теории известного культуролога Г.Д. Гачева, «Юрта, изба, сакля – это не просто предметы обихода, но образы, заключающие в себе целый космос, в котором существует народ. Юрта, материалом для которой служат шкуры животных, выражает мироощущение кочевника» [1].
Из зарубежных писателей одним из первых к образу юрте обратился китайский поэт Бо-Цзюи-и (772-846 гг.). В стихотворении «Юрта» [2] он описал преимущества данного жилья кочевника как универсального. Лирический герой обращается к ней, как к одушевленному существу. Юрта в стихотворении Бо-Цзюи-и несет защитную функцию: она спасает героя от холода, ненастья и обогревает. Стиль и образ жизни кочевника выражены в эстетике и модели описываемого жилища, которое требует от своих обитателей жизненной стойкости и терпеливости, не предполагающих особого комфорта и особенных изысков. Вероятно поэтому, в юрту ему войти «милей», чем в дом. Герой китайского поэта, осмысливая пространство степи как единственно возможное и приемлемое для кочевой модели жизни, видит жесткие бытовые условия. Тем не менее, жизнь кочевника, описанная в стихотворении, полноценная, как и в любом другом жилье. В юрте можно петь и плясать, в ней можно принимать гостей, отдыхать. Лирический герой не отдаст «юрту голубую» и за дворцы. Известно, что голубой цвет означает воздух, лазурный цвет неба, Святой Дух и вечную Божественную истину, а также символизирует доблесть и превосходство. Все это подчеркнуто китайским поэтом Бо-Цзюи-и.
В поэтизации кочевого быта степь, горы и юрта неразрывны и слиты воедино. Более того, они мыслятся автором, как одухотворенные существа, создающие простой, незамысловатый пейзаж, дорогой его сердцу.
ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ
Казахское жилище – юрта неоднократно упоминается на страницах русской классики.
К примеру, Д.Н. Мамин-Сибиряк в 1886 году представил для публичного чтения в «Обществе любителей российской словесности» легенду «Баймаган», где наряду с казахскими топонимами, образами, предметами быта, обратился к образу юрты, назвав его «кош». Слово «кош» писатель объяснил следующим образом: «Кош – круглая киргизская палатка из войлока». «В небе звезды,/И в коше Хайбибулы звезды…/ Там и ночью светит солнце!», – пишет он, имея в виду тундук.
В легенде Д.Н. Мамин-Сибиряк подробно описал внутреннее убранство юрты: «У Хайбибулы новый кош, который стоит рублей пятьсот, – он из лучших белых кошм, а внутри по стенам развешаны дорогие бухарские ковры. Тут же стоят сундуки, набитые всяким добром – рубахами, бешметами, халатами [3].
В гимназическом сочинении А.П. Чехова «Киргизы», написанном в 1875 году, центральное место занимает образ юрты. Начинающий писатель дал интересное и точное определение юртам: «Подвижные жилища их (киргизов – М.Ж, Ж.Н.), неразлучные с ними во всех походах и перекочевках…»[4]. При помощи нескольких фраз Чехов-гимназист лаконично описал архитектуру и строение жилища «киргизов»: «Юрты делаются обыкновенно из нескольких кольев, воткнутых в землю, сведенных вверху в одну точку и покрытых войлоками. Знатные и богатые устраивают их с большими удобствами».
Небольшое сочинение А.П. Чехова, напсианное в году обучения в Таганрогской гимназии, предвосхищает будущие творения автора и имеет непреходящую ценность как свидетельство интереса писателя к жизни тюркских народов.
Летом 1909 года М.М. Пришвин совершил поездку в Прииртышские степи с целью сделать серию зарисовок из жизни крестьян-переселенцев из Сибири. В своем дневнике «Путешествие из Павлодара в Каркалинск» писатель сравнил юрты с «керосиновыми цистернами, дымом, скотом…» [5, 72].
Красота ночной степи, «близость» звездного неба не оставили писателя равнодушным. В дневнике М.М. Пришвина, как и у многих русских писателей, образ юрты неотделим от звезд, от ночного неба. «Вся юрта похожа на воздушный шар, и мы летим где-то в небе. Открыли – и шар опустился. Опять просыпаюсь – мы на земле…[5, 75]. Сравнение юрты с воздушным шаром и ощущением полета в ночном пространстве очень поэтично у М.Пришвина и близко к пониманию Г. Гачева как образа, заключающего в себе целый космос.
Понимание юрты как «уходящего жилища», уступающего место стационарному жилью-дому, с закономерной оппозицией «юрта – дом» более характерно для казахских писателей. Юрта была для казаха средоточием рода, семьи. Вместе с ее утрачиванием стала уходить в небытие привязанность к национальным корням, изменившая уклад кочевников. Дом – понятие многоаспектное, как и юрта. Это и жилище, и убежище, и покой, и независимость, и неприкосновенность. Со словом юрта неразрывно связаны такие понятия, как очаг, семья, любовь, продолжение рода, традиция, преемственность, отечество, нация, народ и история.
Первым произведением в казахской литературе, в котором юрта дана в противопоставлении со словом «Дом» был рассказ писателя-просветителя Ы. Алтынсарина «Кибитка и дом». В нем повествуется о том, как поссорившись пришли два друга к судье с просьбой рассудить их в вопросе о преимуществе жилья. Один мишар (татарин), а другой – казах. Оба были хорошими мастерами, занимались постройкой землянок и деревянных домов:
«Мишар сказал: Надо будет нам построить себе дом, а то зимой будем мерзнуть.
На это казах возразил: Нет, надо будет сделать маленькую походную юрту.
Она удобна как для зимы, так и для лета. Если кто-нибудь пригласит нас на работу и мы поедем, то юрту, будь то зимой или летом, можно перевозить с собой.
— Ой, пропади пропадом твоя юрта! Ни днем, ни ночью не согреешься в ней, все тебя будет пробирать мороз, – запальчиво возразил мишар.
— Пропади твой деревянный дом, который нельзя перевозить, – в свою очередь, выражая недовольство, сказал казах» [6, 72].
В этом рассказе спорят не просто два человека, а разные уклады жизни – кочевой и оседлый, степь и лес, переносная «юрта» и стационарный «дом».
Судья принимает мудрое решение, отмечая достоинства жилищ разных народов и культур: «Оба вы правы. Юрта удобна при переездах. Когда летом народ выезжает на жайляу, а вы остаетесь на зимовках и переезжаете от одной зимовки к другой, то для ваших переездов удобно иметь небольшую походную юрту. Летом в юрте вы не будете мерзнуть, и воздух в ней лучше, чем в деревянном доме. …Рабочему человеку, который целыми днями работает на открытом воздухе, необходимо хотя бы ночью находиться в тепле, чтобы быть готовым к работе на следующий день, поэтому, ты, мишар, сделай себе землянку» [5, 72].
У спорящих осталось иллюзорное впечатление, что решение в его пользу и он прав. Уходя, они сказали, что один купит походную юрту, а другой сделает землянку.
В эпоху «перелома», перехода к оседлости, на смену юртам приходят «стационарные дома». В рассказе Г. Мусрепова «Пятый вид», написанном в 1933 году, юрта героя Есенберлина «вступает в конфликт» с новым временем, новой эпохой.
В повести И. Есенберлина «Бурливо течет Есиль», посвященной целинной теме, представлена та же оппозиция: юрта-дом. Чабан Зыкырия – человек, близкий к к природе, что ярко проявляется в сюжете с юртой. В знак протеста «целинной» жизни, он ставит во дворе дома юрту, где его обнаруживают жена и сын: «…Ал, таңертең Есет пен Айжан төсектерінен тұрып, далаға шыққандарында, тұкпірінде тігулі тұрған өздерінің ескі киіз үйін көрді. Есет күлімсірей барып есігін ашты: киіз үйдәң төрінде, ұйпаланған көк шөптіқ үстінде әкесі ұйықтап жатыр [7, 29]» (“А утром Есет и Айжан, едва встав с постели, выйдя из дома, увидели вдали стоящую свою старую юрту. Есет, улыбаясь, подошел и открыл дверь юрты: на почетном месте, в центре, на помятой зеленой траве спал его отец” – перевод – М.Ж. и Ж.Н.).
Размышляя о происходящем, Зыкырия убежден, что человек, поменявший юрту на дом лишен крыльев: «осынау әдемі, таза, жарық төрт қабырғалы үйге кіргені – қос қанатынаң кесілгені» [7, 29]. Старому пастуху не хватает в «стационарном доме» степного раздолья, воздуха, так как это «дом-ящик». Г.Мусрепов актуализирует в повести тему естественного человека и его жизни на лоне природы. Юрта – крылья кочевника, отражение традиционного максимализма, а «дом-ящик» — отражение прагматизма нового времени.
В романе-эпопее М.О. Ауэзова «Путь Абая» представлено многоцветие юрт, в которых отражена полнота жизни степного жителя.
В авторских примечаниях к русскому переводу романа писатель отмечал: «В кочевке юрты перевозились в разобранном виде на верблюдах или вьючных конях… Иногда в торжественных случаях (свадьба, приезд начальства, выборы) юрты составляли по две по три вместе; тогда для внутреннего прохода вынимали часть кереге, образуя арки…» [8, 290]. Сравним научно-описательные и художественные описания юрты кочевника.
Виды юрты (по исследованиям
научно-описательного характера) Художественный образ юрты в романе «Путь Абая»
Большая юрта. Функциональное назначение адресно: проживали в ней старейшины рода. «…Подойди к бабушке, – сказала она и повернула мальчика к двери Большой юрты» [8, с.14].
В белой Большой юрте Суюндика было тепло: ее покрывали два ряда войлока снаружи и шерстяные вышитые ковры или узорчатая кошма – внутри [8, 136].
Суюндик – представитель богатого рода.
Маленькая юрта или переносная – предназначалась для временного проживания при тех или иных обстоятельствах: легко транспортабельная. Кочевку проводили спешно, и даже там, где приходилось оставаться на два-три дня, больших юрт все же не ставили, а разбивали только легкие маленькие юрты и уютные низенькие палатки и шалаши.
Для похорон почившего Божея приготовили кумыс, отобрали коней на убой, сложили юрты и стали толковать о том, не поехать ли, не дожидаясь приглашения [8, 165].
Родичи, друзья и сверстники Божея приезжали со своими слугами, юртами и убойным скотом [8, 166].
Малая юрта – рождена заботой о подрастающем поколении. Они простились со старшими у Большой юрты. Кони тронулись, но Абай не сводил глаз с Малой юрты. Ее тундук оставался по-прежнему закрытым [8, 145].
Бытовая юрта (кухонная) – служила местом для приготовления пищи. В юрте было тихо. Костер ярко пылал. Длинные языки пламени лизали дно большого котла, в котором варился сыр. [8, 151].
…В каждой юрте у входа возвышались объемистые саба с кумысом.
… У реки, где поставили кухонные
юрты, начали бить скот, палить его и закладывать в котлы [8, 237].
Гостиная юрта, устанавливалась возле Большой юрты для приема гостей.
Она отличалась добротностью, убранством. На привязи между Большой и Гостиной юртами стоял длинный гнедой конь под седлом Кунанбая [8, 158].
Молодая юрта, предназначалась для молодоженов и ее еще называли – отау. Отау украшали, старались, чтобы в ней было уютно. В этом принимали участие родные и близкие, родственники со стороны матери (нагашы), соседи. Данный обряд назывался – «отау котеру». Молодая юрта и без того была
готова. Абай направился туда. И по пути и в самой юрте все радушно встречали его, – во всех чувствовалось желание отметить вниманием его приезд [8, 281].
По дороге к Молодой юрте к ним примкнуло много девушек и юношей. Затеяли игры, шумные развлечения, не стихавшие до зари [8, 290].
Траурная юрта имела такое назначение, чтобы в ней в течение определенного срока проводились поминальные мероприятия.
Этот стяг, водруженный Байдалы с правой стороны траурной юрты на другой же день после смерти Божея, свидетельствовал о том, что память покойного будет почтена особенно торжественно [8, 168].
В траурной юрте сидела убитая горем байбише Божея [8, 169].
Траурные юрты устанавливались в дни похорон покойного для размещения «самых именитых гостей». По степени их состоятельности, известности и приближенности гостей к покойному такие юрты несколько различались по внешнему и внутреннему убранству.
… Еще не сходя с коней, родные Божея заметили особое убранство отведенных им десяти юрт. А те из гостей, кто остановился в другом месте, спрашивали с восхищением: «Кому отведены эти юрты? Кого там разместят? И тут же узнавали, что юрты поставлены сыном Кунанбая и что они предназначены для родни Божея [8, 237-238].
В романе М. Ауэзова «Путь Абая» дано следующее описание юрты жениха: «Юрта, предназначенная жениху, выделялась своей ослепительной белизной. Внутри убранства было не очень много – помещение решили не загромождать, чтобы было просторней. Но остова юрты видно не было: он был завешан богатыми шелковыми занавесями, коврами с пестрыми узорами. Яркие краски тканей делали юрту необыкновенно нарядной. От самой двери до переднего места настланы шерстяные ковры и кошмы с пестрыми вышивками и узорчатыми украшениями. На них в несколько рядов лежали шелковые одеяла и подушки. Направо стояла кровать с костяной резьбой, застланная пятнадцатью шелковыми одеялами. Подушки сверкали белоснежными наволочками, атласная занавеска с голубыми и алыми узорами закрывала изголовье [8, 220]. Как видно, в убранстве юрты жениха (Абая) преобладали шелка, ковры, занавеси, которые своим многоцветьем подчеркивали колорит восточного жилища и изделия декоративно-прикладного искусства народных мастеров.
Особую функциональную нагрузку несет символика цвета в романе-эпопее. К примеру, в описаниях часто встречается белый цвет, который противопоставлен темному и символизирует чистоту, целомудрие, мир и свет.
Таким образом, юрта выступает основой «самостоянья человека», жизнесуществования литературных героев.
Проанализировав образ юрты в произведениях русских и казахских писателей, мы убедились, что юрта выступает живым организмом, испытавшем на себе влияние исторических, социальных, культурных и других факторов. Образ юрты вобрал в себя целый спектр родственных в духовно-культурном плане понятий, таких, как семья, родина, земля, традиция.
ВЫВОДЫ
Следует отметить, что появление художественного образа юрты в творчестве каждого писателя было неслучайно и определено конкретной исторической реальностью и творческой судьбой.
Образ юрты в литературе может быть охарактеризован с точки зрения:
— уникального памятника мобильной архитектуры номадов, дошедшего до современности.
— созидательной и объединяющей идеи (традиция, неразрушенная культура);
— устойчивого образа-символа в творчестве писателей, жизнь которых была связана с
Казахстаном;
— архетипа человеческой культуры (роман-эпопея М. Ауэзова «Путь Абая»);
— оппозиции юрта-стационарный дом (И. Алтынсарин «Кибитка и дом», Г. Мусрепов
«Пятый вид», И. Есенберлин «Бурливо течет Есиль»).
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ
1 Виглянская А. Электронный ресурс [Режим доступа]:
http://blagoslovenie.su/index.php?option=com_content&task=view&id=99&Itemid=299 2 Гумилев Л.Н. Древние тюрки. — СПб, СЗКЭО, Кристалл, 2002. — 415 с. 3 Мамин-Сибиряк Д.Н. Баймаган. Электронный ресурс [Режим доступа]:
https://andronum.com/product/mamin-sibiryak-d-n-baymagan/
4 Чехов А.П. Киргизы. Полное собрание сочинений и писем в 30 т. Т.18. Гимназическое. Стихотворения, записи в альбомах, шуточные аттестаты, прошения, рисунки и др. – М.: Наука, 1982. – С.7.
5 Пришвин М.М. Путешествие из Павлодара в Каркалинск. // Аманат. 2007. №6.
6 Алтынсарин И. Избранные произведения. А-А., АН Каз ССР, 1957. – 465 с.
7 Мусрепов Г. Рассказы разных лет. – А-А, Жазушы, 1979. – 335.
8 Есенберлин І. Толқиды Есіл. – Алматы, «Жазушы», 1965. – 145 с.
9 Ауэзов М. Путь Абая. Т 1. – Алматы, Ана тілі, 1997. – 336 с.
10 Гачев Г.Д. Национальные образы мира. Евразия – космос кочевника, земеледельца и горца. – М., Институт ДИ-ДИК, 1999. – 368 с.
М.Е. Жапанова1, Ж.К. Нурманова2
Киіз үйдің көркемдік бейнесі
1,2Л.Н. Гумилев атындағы Еуразия ұлттық университеті,
Нұр-Султан, Қазақстан
Бұл мақалада орыс және қазақ әдебиеті шығармаларындағы киіз үйдің көркемдік бейнесі қарастырылады. Бұл бейненің сөз суретшілері шығармашылығының контекстінде болуы кездейсоқ емес және нақты тарихи шындыққа негізделген.
Көркем әдебиет шығармаларында киіз үй әлеуметтік, мәдени және тағы басқа көптеген факторлардың әсерін өткерген тірі организм ретінде көрінеді.
Мақалада орыс (А.П. Чехов «Қырғыздар», Д.Н. Мамин-Сибиряк «Баймаған», М.М. Пришвин «Павлодардан Қарқаралыға саяхат») және қазақ әдебиеті (Ы.Алтынсарин
«Кибитка и дом», М.О. Әуезов «Абай жолы», Ғ. Мүсірепов «Пятый вид», І. Есенберлин «Бурливо течет Есиль») шығармаларындағы киіз үй түрлерінің қолданыстағы мақсаты бойынша жіктелімін анықтауға әрекет жасалды.
M.Е. Zhapanova1, Zh.K.Nurmanova2
The yurta’s image in fiction
L.N. Gumilyov Eurasian National University, Nur-Sultan, Kazakhstan
This article discusses the artistic image of a yurt on the basis of the works of Russian and Kazakh literature. The presence of this image in the context of the work of the artists of the word is not accidental and is due to specific historical reality. The yurt appears in the works of fiction as a living organism that has been influenced by many factors: social, cultural, etc.
The article attempts to create a classification of the types of yurts according to their functional purpose on the basis of Russian works (A.P. Chekhov “Kyrgyzes”, Mamin-Sibiryak “Baimagan”, M.M. Prishvin “Travel from Pavlodar to Karkalinsk”) and Kazakh literature (I. Altynsarin “The Wagon and the House”, M.O. Auezov “The Way of Abai”, G. Musrepov “The Fifth View”, I. Yessenberlin “Esil is Flowing Rapidly”).