Н.Е. Тлеужанов
Тлеужанов Матжан Максимович родился 13 декабря 1927 года в период голощекинского геноцида, потерял почти всех близких. С бабушкой пешком добрался до Каратюбы, к дальним родственникам. Но и там все погибли. Рок преследовал маленького Матжана. Умерла бабушка – его последняя надежда. И остался он на белом свете один. Воспитывался в интернате. Горек был интернатский хлеб. Летом зарабатывал средства на жизнь. Всегда был отличником. После интерната он поступил в Уральский педагогический институт имени А.С.Пушкина, вскоре стал именным (в те времена сталинским) стипендиатом. И в студенческие годы был непримирим борцом за справедливость, воевал со своими нерадивыми сверстниками. После учебы его оставили на преподавательской работе в институте. Прошли годы, и многие преподаватели-чиновники пожалели об этом. Годы аспирантуры прошли в Алма-Ате.
Он изучал сатирическую лирику Абая и его последователя Султанмахмуда Торайгырова. Для Тлеужанова это было счастливое и вместе с тем тревожное время. Год 1950-ый. Нахлынула новая волна политических репрессий Султанмахмуда, давно уже покойного, когда-то написавшего гимн алашординцам. Но Матжану Максимовичу повезло и в этот раз. Он познакомился с будущим академиком Кажымом Джумалиевым, большим другом знаменитого Сабита Муканова. Он познакомил Матжана Тлеужанова с легендарным Мухтаром Ауезовым. Именно Ауезов рекомендовал молодого уральского ученого на кафедру казахской литературы Казахского государственного университета, знатоку творчества Торайгырова Бисембаю Кенжебаеву.
У Матжана Максимовича была трудная защита, он сам даже не верил в благоприятный исход. Но упорство и правда победили. С большим трудом получил он ученую степень кандидата филологических наук. В годы аспирантуры он подружился с талантливыми учеными, работавшими в академии наук Казахстана: Заки Ахметовым, Мырзабеком Дуйсеновым, Рахманкулом Бердыбаевым, поэтами Тайыром Жароковым, Жубаном Молдагалиевым, Беркаиром Аманшиным. Как внештатный научный сотрудник Академии наук, Матжан Максимович получил задание собирать фольклорные материалы в Западно-Казахстанской области. В те годы он написал острые статьи о творчестве Махамбета, о Шангерее Букееве, Алмажане Азаматкызы и многих других. После аспирантуры Матжан Максимович приступает к научно- педагогической деятельности в Уральском пединституте. Как говорится, однажды и на всю жизнь. Преподаватель, доцент, профсоюзный лидер института, наконец декан историко-филологического факультета. Матжан Максимович работал на износ, с 7 часов утра до 10 вечера.
Его коллегами были фронтовики – гордые, неприступные, прошедшие путь от Уральска до Берлина. Сначала были стычки. Сельский парень, плохо говоривший порусски, но невероятно трудолюбивый и настырный. Ему помогал аксакал института Сарсен Акмурзин, ректор Виктор Кузьмич Сидоров, проректор Габдурахим Абуханов, помогали советами и делами Х. Суюншалиев, П. Букаткин, Е. Коротин, А. Матюков, А. Абоян, З. Амангалиев и многие другие.
Студенты возглавляемого им факультета собрались со всех уголков Советского Союза. Матжан Максимович с гордостью говорил, что у него были тихоокеанские моряки, архангельские мужики, горские грузины, ташкентские узбеки. Деканом факультета Тлеужанов проработал 13 лет. И несмотря на свою чрезмерную занятность по должности, находил время для работы над докторской диссертацией. И в 1982 году защитил докторскую диссертацию на тему «Проблемы идейно-художественного своеобразия юмора и сатиры в казахской литературе (прозе)». Всю свою жизнь Матжан Максимович исследовал проблемы казахского юмора и сатиры. Он был организатором и участником фольклорных экспедиций с целью сбора устно-поэтического творчества казахов Западного Казахстана. Месяцами пропадал в отдаленных степных аулах, беседуя с аксакалами, записывая все до мельчайших подробностей и тонкостей, по крупицам, дабы ничего не похоронила вековая пыль Тлеужанов копил, объединял, превращая в научные труды народную мысль. Ту самую хранительницу традиций, былин, обычаев, накоторой растет и держится народность, этнос.
Так кто же он Матжан Максимович Тлеужанов? Кем он был для нас, нерадивых потомков, привыкших после ухода известных, сильных и неординарных личностей слагать им почтение в виде должного? Только после ухода… Все что было предвидено выше, это лишь общеизвестные факты, как о научном деятеле, историке, филологе… Но любой ученый – это прежде всего человек. И человек живший и работавший среди себе подобных. Более углубленное изучение творчества Тлеужанова нам быть может дадут сведение о некоторых особенностях его характера, понимание времени когда жил этот человек. Итак, осиротевший мальчонка из глухой степной местности попадает в сельский интернат в те смутные, мрачные 30-ые годы. Что давали там ребятам, диким, обветренным и отвердевшим душой от жестокого времени. Аульным ребятам, похожим друг на друга, как будто они были рождены от одной матери-беды. Эти дети различались разве что по росту? Хлебца, общую крышу над обстриженной головой и немного воспитания – вот и все, что могли дать также забитые временем воспитатели полукочевники, полувояки, полупролетарии по духу. Да, вернее всего, необходимо сделать акцент на воспитание, точнее на возможности учиться писать и читать, а вместе с тем узнавать, взращивать и укреплять внутри ребячьих душ и корни идеологий, что как ураган охватило сердца народов шестой части суши. Что-то привлекало пацанов в их новой жизни. Действительно, может сама новизна, сама необычность и непохожесть воспитываемого в них быта, порядка жизни, какой-то новой ментальности строившегося репрессиями класса. «Советы» давали право на знания, где была эта возможность от аула до хутора, возможность учиться чего не мог получить раньше не то, что любой «каракедейский» сын, но и не каждый байский отпрыск. Матжан медленно и верно рос из дикого в строгого, из жесткого и черствого в справедливого и прямолинейного. Сведенные брови, глаза с наполеоновскими огоньками, осанка полководца, то ли рост не позволял сутулится, то ли рвение быть похожими на великих революционеров, а может и доброта и забытая прививкапословица: «Прямая спина – это продолжение характера и духа». Говорили, что парень растет по далеко идущей кривой. А сколько гордости и сильно скрываемого душевного волнения на фото при параде которое можно было назвать «Мой первый день в пионерах»! Почти британская гордость тем, что ты пионер, что имеешь возможность учиться и, что это у тебя хорошо получается, что ты человек нового времени. Как дни, летели годы, и вот бывший степной мальчуган твердыми шагами вытаптывает скрипучие полы аудитории и библиотек института города Уральска – надежного ударно – трудового тыла Советской страны, только отошедшего от сводок военного времени. Здесь и засасывает его в несгораемую страсть к познанию. Чем он только не набивал голову, тем шире становился круг и тем больше становилось вопросов. История, философия, языкознание в свете уже окрепшей советской идеологической науки представлялись Матжану безграничным неопознанным материалом. Ведь если точные науки не деформировались теоретически на практического, гуманитарии страдали гораздо глубоко. Выход был один: знать и держать в голове всю систему научных трудов, для этого невозможно было останавливаться институтским образованием. Аспирантура и возможность изучать дальше и больше руководили уже идеологически подкованным и воспитанным, но не нашедшим ответов при относительно высоком образовании. И здесь врезаются новые и неразрешимые одним человеком трудности
Если существовавший языковой барьер при изучении трудов и монографии великих историков схоластиков и других отцов науки (русский язык – был единственным ключом к познанию их) со временем исчезал, путем чеканки параллельно с восприятием русифицированного варианта какой-либо работы, русского же языкового понимания глубинного смысла, то рвение доходившее до фанатизма и кучи вопросов к старшим преподавателям встречали недоумение или насмешки, мол, что за выгода тебе, джигит в том, что ты узнаешь больше, ведь наша гуманитарная наука диктуется не открытиями, а необходимостью обеспечения, «обслуживания» достижений социализма.
Будущий филолог видел и уже осознавал, что уже деформировался прогрессивная объективная мысль и взгляды. И здесь же, наверное и зародилась мысль обратится к фольклору. Это – база, фундамент науки и всех ее достижений, это и «гиперболизированное отражение историй». Ему не доступен потаенный смысл народного чтения под видимой простотой словесной формы. Это понимал Матжан Максимович вернее всего. А еще он видел, что казахи медленно и верно теряли собственную ментальность (традиции, язык, культуру и др.) как этнос. Если при Царской России быт их более или менее плавно и гармонично переходило из кочевого в полуоседлый и оседлый, это больше всего обуславливались экономическими факторами, то после революции духовные границы нации сметались вообще арифметическими темпами. Хотя вольнодумцы преследовались при любом строе. Уже великий тогда Ауезов, видит в этом худом с ошалелыми глазами аспиранте качество восприятия им родной литературы, истоком которой всегда оставались народные предания, обычай. Его слово тогда — это был гарант.
Итак М.Тлеужанов на кафедре «Казахской литературы» КазГУ. Защита кандидатской дала новый виток поисков для новоявленного ученого. Он знал, что и жизни не хватит для того, чтобы освоить и передать форму, а еще дольше и довести до простого люда, всех жемчужин казахского народного творчества. Время и идеологические направления политики на сплочение народов СССР играли не в его пользу. Действительно, не всегда заметно уходит то, что теряется незаметно, что аукнется лет через 100. Работать приходилось по всем направлениям: от археологических раскопок до собирания неписанных, но передаваемых из уст в уста сказаний, былин – все материализованное и нематериализованное достижение науки. И уже далеко ушел цвет казахской интеллигенции начала 20-ых, их зацензуренные труды все равно пылились на полках. Но не в многолюдной квартире на Фурманова, что в Уральске. Здесь судьба ставит на рельсы трудностей его с еще другой личностной стороны жизни (хотя у рабов науки личной жизни не бывает, но все же). С пеленок он не знал маминой ласки и отцовского путного слова, по сути эта часть разума, инстинкта не была готова.
Ведь воспитание у казахов это тот педагогический и психологический стержень, по которому передается и приумножается фольклор, а у человека еще и изучающим его, воспитание потомков должно быть в идеале, ибо их поступки и дела будут говорить не только о родителе, но и обо всем роде. Конечно сдавали нервы, приходилось разрываться, но и эта диллема решалась для него справедливо, жена – первая и последняя подруга и дней счастливых, и дней суровых – Жария, также была литературоведом, но уже на поприще учителя средней школы. Сама в себе воспитавшая качества, присущие светским людям. Человек, обладавший самодостойнством, которое не коробило всякого человека с ней общавшегося. Муж ценил ее за это, ценил и любил по мужски, не вынося чувства из себя, а в строгости выдавал делом все свое уважение к ней.
Год за годом множились труды, множилась палата ценностей народных Матжан Максимович – всеми уважаемый человек. Одни уважали за то, что боялись последствий резкого, прямого характера его, другие понимали, что не будь его как скудно выглядело бы ВУЗ и вся научная деятельность в Уральске. Так много было сделано. Восьмидесятые принесли ему заслуженно докторское звание профессора. Появлялись один за другим внуки, что после «мама» и «папа» первыми говорили «больсой папа» и «больсой мама». Это было уже большая семья. Все четверо детей уже имели по два Высших образования. Вся строгость и его стиля и ритма жизни с лихвой окупалась неписанными правилами, которые уважали все члены семьи, и которые хранили в доме мир, любовь и душевное спокойствие. Матжан Максимович путешествует со своей богатой коллекций изделий казахских мастеров-ремесленников из золота серебра. Посещая выставки добрался даже до Северной Африки-Марокко. Далее все уже всем ясно, как вчерашний день, который в провинциальном городке пришел с запозданием.
1991 год, всё уходит, обещая вернутся в утроенном виде, но не возвращается ничего. Союз похоронен, вся великая чуть ли не научная империя, рушится на слезящихся старческих глазах передовых деятелей науки старой закалки. Кто мог ушел туда, где труд ученых в цене. Вдруг, как-то сразу начали скудеть фонды библиотек. Да и содержать всю эту систему также вдруг со всех сторон отказались. Пришел век спонсорства и меценатства, а точнее унижений и смирения с реальностью. Профессор видел уже наперед, что скоро, совсем скоро кандидатские и докторские и даже членкорры будут зависеть от первоначальных взносов, что как грибы после дождя пойдут они, что люди отвернутся от фундаментальных наук, что все встанет. А ведь ни одна дисциплина не терпит застоя. Чувствуя новые «дикие» времена, опираясь дрожащей рукой на стальную трость (к тому времени он уже перенес пять операций и потерял супругу) и с таким же стальным леденящим взглядом бродил он по кулуарам института, наблюдая как шумят студенты и преподаватели, осиротевшие на его взгляд преподаватели. Ведь в то время науку хоть и давили, но все же, как вода, не могущая уменьшиться в обьеме, она просачивалась и прогрессировала. А теперь… Профессор Тлеужанов боролся до конца, с чиновничий братвой, с обозленными студягами, с тупеющими на глазах преподавателями от меркантильных тисков, со своими болезнями… Выходил в эфир телевидения, радио пропагандируя все чтиво науки, что накопил он за десятки лет. Объясняя легкоуязвимость и тонкость понимания мира Абая и Шакарима – мира наших предков, что далек сегодняшний казах до истинного казаха и растеряли мы все, что копили за много веков до жестокого ХХ века. Его не слушали и не слышали. А он продолжал трудиться и сжигать свои клетки в работе с 6 утра до 3-х ночи. Последний год жизни вообще не могли его застать спящим. Будто знал, вот и торопился. Как итог последних лет жизни, после смерти вышла в свет его книга «Халық тағылымы», «Народная педагогика». Вся чистейшая и очень познавательная информация об истоках наших. Даже перевод звучит в научном по точности смысле. Как таковой не было педагогики в народе. Были мудрые мысли, были простые понятия, на чем строилась послушание, уважение, патриотизм; они строились чисто и неосознанно на песне, предании, на том, что нигде не записывалось. Теперь, иногда мы медленно колышем корнями своими, пытаясь наити их.Такой миссии посвятил свою жизнь доктор филологии, профессор М.М.Тлеужанов.
Говорят, когда уходит известная личность, почему-то всегда витают легенды связанные с ним. Дело в том, что вторым делом в жизни моего дедушки были шахматы. Издавались его брошюры по истории игр и самих казахских шахматистов. Если бы не в науку, скорее всего, этот мощный мозг добился бы своего и в шахматах. Шахматы помогали ему жить и отключаться от суеты, все величия логики этой великой игры возбуждали в нем новые силы к открытиям. Было это зимой, когда декабрь совсем не обещал быть предсказуемым. Он справлялся от очередного инфаркта на ногах. Весь принцип сердечной болезни таков, что она всегда дает людям надежду. И люди уходят внезапно, чаще во сне. Быть может, в том есть некоторые оттенки гуманизма. Он играл в свою любимую партию сам на сам. Обьем его мозга позволял ему это. Может от того, что редко удавалось скроить время на партию с сыновьями, ставшими нервными и перегруженными, может и от того, что он всегда ставил в свой адрес собой же найденный вопрос, спорил и выводил ответ, который подталкивал в свою очередь к новым вопросам… Его нашли бездыханным, на шахматной доске стоял мат. Сам Себе.
ШАХМАТЫ ПОМАГАЛИЕМУ ЖИТЬ И ОТКЛЮЧАТЬСЯ ОТ СУЕТЫ
Н.Е. Тлеужанов
Тлеужанов Матжан Максимович родился 13 декабря 1927 года в период голощекинского геноцида, потерял почти всех близких. С бабушкой пешком добрался до Каратюбы, к дальним родственникам. Но и там все погибли. Рок преследовал маленького Матжана. Умерла бабушка – его последняя надежда. И остался он на белом свете один. Воспитывался в интернате. Горек был интернатский хлеб. Летом зарабатывал средства на жизнь. Всегда был отличником. После интерната он поступил в Уральский педагогический институт имени А.С.Пушкина, вскоре стал именным (в те времена сталинским) стипендиатом. И в студенческие годы был непримирим борцом за справедливость, воевал со своими нерадивыми сверстниками. После учебы его оставили на преподавательской работе в институте. Прошли годы, и многие преподаватели-чиновники пожалели об этом. Годы аспирантуры прошли в Алма-Ате.
Он изучал сатирическую лирику Абая и его последователя Султанмахмуда Торайгырова. Для Тлеужанова это было счастливое и вместе с тем тревожное время. Год 1950-ый. Нахлынула новая волна политических репрессий Султанмахмуда, давно уже покойного, когда-то написавшего гимн алашординцам. Но Матжану Максимовичу повезло и в этот раз. Он познакомился с будущим академиком Кажымом Джумалиевым, большим другом знаменитого Сабита Муканова. Он познакомил Матжана Тлеужанова с легендарным Мухтаром Ауезовым. Именно Ауезов рекомендовал молодого уральского ученого на кафедру казахской литературы Казахского государственного университета, знатоку творчества Торайгырова Бисембаю Кенжебаеву.
У Матжана Максимовича была трудная защита, он сам даже не верил в благоприятный исход. Но упорство и правда победили. С большим трудом получил он ученую степень кандидата филологических наук. В годы аспирантуры он подружился с талантливыми учеными, работавшими в академии наук Казахстана: Заки Ахметовым, Мырзабеком Дуйсеновым, Рахманкулом Бердыбаевым, поэтами Тайыром Жароковым, Жубаном Молдагалиевым, Беркаиром Аманшиным. Как внештатный научный сотрудник Академии наук, Матжан Максимович получил задание собирать фольклорные материалы в Западно-Казахстанской области. В те годы он написал острые статьи о творчестве Махамбета, о Шангерее Букееве, Алмажане Азаматкызы и многих других. После аспирантуры Матжан Максимович приступает к научно- педагогической деятельности в Уральском пединституте. Как говорится, однажды и на всю жизнь. Преподаватель, доцент, профсоюзный лидер института, наконец декан историко-филологического факультета. Матжан Максимович работал на износ, с 7 часов утра до 10 вечера.
Его коллегами были фронтовики – гордые, неприступные, прошедшие путь от Уральска до Берлина. Сначала были стычки. Сельский парень, плохо говоривший порусски, но невероятно трудолюбивый и настырный. Ему помогал аксакал института Сарсен Акмурзин, ректор Виктор Кузьмич Сидоров, проректор Габдурахим Абуханов, помогали советами и делами Х. Суюншалиев, П. Букаткин, Е. Коротин, А. Матюков, А. Абоян, З. Амангалиев и многие другие.
Студенты возглавляемого им факультета собрались со всех уголков Советского Союза. Матжан Максимович с гордостью говорил, что у него были тихоокеанские моряки, архангельские мужики, горские грузины, ташкентские узбеки. Деканом факультета Тлеужанов проработал 13 лет. И несмотря на свою чрезмерную занятность по должности, находил время для работы над докторской диссертацией. И в 1982 году защитил докторскую диссертацию на тему «Проблемы идейно-художественного своеобразия юмора и сатиры в казахской литературе (прозе)». Всю свою жизнь Матжан Максимович исследовал проблемы казахского юмора и сатиры. Он был организатором и участником фольклорных экспедиций с целью сбора устно-поэтического творчества казахов Западного Казахстана. Месяцами пропадал в отдаленных степных аулах, беседуя с аксакалами, записывая все до мельчайших подробностей и тонкостей, по крупицам, дабы ничего не похоронила вековая пыль Тлеужанов копил, объединял, превращая в научные труды народную мысль. Ту самую хранительницу традиций, былин, обычаев, накоторой растет и держится народность, этнос.
Так кто же он Матжан Максимович Тлеужанов? Кем он был для нас, нерадивых потомков, привыкших после ухода известных, сильных и неординарных личностей слагать им почтение в виде должного? Только после ухода… Все что было предвидено выше, это лишь общеизвестные факты, как о научном деятеле, историке, филологе… Но любой ученый – это прежде всего человек. И человек живший и работавший среди себе подобных. Более углубленное изучение творчества Тлеужанова нам быть может дадут сведение о некоторых особенностях его характера, понимание времени когда жил этот человек. Итак, осиротевший мальчонка из глухой степной местности попадает в сельский интернат в те смутные, мрачные 30-ые годы. Что давали там ребятам, диким, обветренным и отвердевшим душой от жестокого времени. Аульным ребятам, похожим друг на друга, как будто они были рождены от одной матери-беды. Эти дети различались разве что по росту? Хлебца, общую крышу над обстриженной головой и немного воспитания – вот и все, что могли дать также забитые временем воспитатели полукочевники, полувояки, полупролетарии по духу. Да, вернее всего, необходимо сделать акцент на воспитание, точнее на возможности учиться писать и читать, а вместе с тем узнавать, взращивать и укреплять внутри ребячьих душ и корни идеологий, что как ураган охватило сердца народов шестой части суши. Что-то привлекало пацанов в их новой жизни. Действительно, может сама новизна, сама необычность и непохожесть воспитываемого в них быта, порядка жизни, какой-то новой ментальности строившегося репрессиями класса. «Советы» давали право на знания, где была эта возможность от аула до хутора, возможность учиться чего не мог получить раньше не то, что любой «каракедейский» сын, но и не каждый байский отпрыск. Матжан медленно и верно рос из дикого в строгого, из жесткого и черствого в справедливого и прямолинейного. Сведенные брови, глаза с наполеоновскими огоньками, осанка полководца, то ли рост не позволял сутулится, то ли рвение быть похожими на великих революционеров, а может и доброта и забытая прививкапословица: «Прямая спина – это продолжение характера и духа». Говорили, что парень растет по далеко идущей кривой. А сколько гордости и сильно скрываемого душевного волнения на фото при параде которое можно было назвать «Мой первый день в пионерах»! Почти британская гордость тем, что ты пионер, что имеешь возможность учиться и, что это у тебя хорошо получается, что ты человек нового времени. Как дни, летели годы, и вот бывший степной мальчуган твердыми шагами вытаптывает скрипучие полы аудитории и библиотек института города Уральска – надежного ударно – трудового тыла Советской страны, только отошедшего от сводок военного времени. Здесь и засасывает его в несгораемую страсть к познанию. Чем он только не набивал голову, тем шире становился круг и тем больше становилось вопросов. История, философия, языкознание в свете уже окрепшей советской идеологической науки представлялись Матжану безграничным неопознанным материалом. Ведь если точные науки не деформировались теоретически на практического, гуманитарии страдали гораздо глубоко. Выход был один: знать и держать в голове всю систему научных трудов, для этого невозможно было останавливаться институтским образованием. Аспирантура и возможность изучать дальше и больше руководили уже идеологически подкованным и воспитанным, но не нашедшим ответов при относительно высоком образовании. И здесь врезаются новые и неразрешимые одним человеком трудности
Если существовавший языковой барьер при изучении трудов и монографии великих историков схоластиков и других отцов науки (русский язык – был единственным ключом к познанию их) со временем исчезал, путем чеканки параллельно с восприятием русифицированного варианта какой-либо работы, русского же языкового понимания глубинного смысла, то рвение доходившее до фанатизма и кучи вопросов к старшим преподавателям встречали недоумение или насмешки, мол, что за выгода тебе, джигит в том, что ты узнаешь больше, ведь наша гуманитарная наука диктуется не открытиями, а необходимостью обеспечения, «обслуживания» достижений социализма.
Будущий филолог видел и уже осознавал, что уже деформировался прогрессивная объективная мысль и взгляды. И здесь же, наверное и зародилась мысль обратится к фольклору. Это – база, фундамент науки и всех ее достижений, это и «гиперболизированное отражение историй». Ему не доступен потаенный смысл народного чтения под видимой простотой словесной формы. Это понимал Матжан Максимович вернее всего. А еще он видел, что казахи медленно и верно теряли собственную ментальность (традиции, язык, культуру и др.) как этнос. Если при Царской России быт их более или менее плавно и гармонично переходило из кочевого в полуоседлый и оседлый, это больше всего обуславливались экономическими факторами, то после революции духовные границы нации сметались вообще арифметическими темпами. Хотя вольнодумцы преследовались при любом строе. Уже великий тогда Ауезов, видит в этом худом с ошалелыми глазами аспиранте качество восприятия им родной литературы, истоком которой всегда оставались народные предания, обычай. Его слово тогда — это был гарант.
Итак М.Тлеужанов на кафедре «Казахской литературы» КазГУ. Защита кандидатской дала новый виток поисков для новоявленного ученого. Он знал, что и жизни не хватит для того, чтобы освоить и передать форму, а еще дольше и довести до простого люда, всех жемчужин казахского народного творчества. Время и идеологические направления политики на сплочение народов СССР играли не в его пользу. Действительно, не всегда заметно уходит то, что теряется незаметно, что аукнется лет через 100. Работать приходилось по всем направлениям: от археологических раскопок до собирания неписанных, но передаваемых из уст в уста сказаний, былин – все материализованное и нематериализованное достижение науки. И уже далеко ушел цвет казахской интеллигенции начала 20-ых, их зацензуренные труды все равно пылились на полках. Но не в многолюдной квартире на Фурманова, что в Уральске. Здесь судьба ставит на рельсы трудностей его с еще другой личностной стороны жизни (хотя у рабов науки личной жизни не бывает, но все же). С пеленок он не знал маминой ласки и отцовского путного слова, по сути эта часть разума, инстинкта не была готова.
Ведь воспитание у казахов это тот педагогический и психологический стержень, по которому передается и приумножается фольклор, а у человека еще и изучающим его, воспитание потомков должно быть в идеале, ибо их поступки и дела будут говорить не только о родителе, но и обо всем роде. Конечно сдавали нервы, приходилось разрываться, но и эта диллема решалась для него справедливо, жена – первая и последняя подруга и дней счастливых, и дней суровых – Жария, также была литературоведом, но уже на поприще учителя средней школы. Сама в себе воспитавшая качества, присущие светским людям. Человек, обладавший самодостойнством, которое не коробило всякого человека с ней общавшегося. Муж ценил ее за это, ценил и любил по мужски, не вынося чувства из себя, а в строгости выдавал делом все свое уважение к ней.
Год за годом множились труды, множилась палата ценностей народных Матжан Максимович – всеми уважаемый человек. Одни уважали за то, что боялись последствий резкого, прямого характера его, другие понимали, что не будь его как скудно выглядело бы ВУЗ и вся научная деятельность в Уральске. Так много было сделано. Восьмидесятые принесли ему заслуженно докторское звание профессора. Появлялись один за другим внуки, что после «мама» и «папа» первыми говорили «больсой папа» и «больсой мама». Это было уже большая семья. Все четверо детей уже имели по два Высших образования. Вся строгость и его стиля и ритма жизни с лихвой окупалась неписанными правилами, которые уважали все члены семьи, и которые хранили в доме мир, любовь и душевное спокойствие. Матжан Максимович путешествует со своей богатой коллекций изделий казахских мастеров-ремесленников из золота серебра. Посещая выставки добрался даже до Северной Африки-Марокко. Далее все уже всем ясно, как вчерашний день, который в провинциальном городке пришел с запозданием.
1991 год, всё уходит, обещая вернутся в утроенном виде, но не возвращается ничего. Союз похоронен, вся великая чуть ли не научная империя, рушится на слезящихся старческих глазах передовых деятелей науки старой закалки. Кто мог ушел туда, где труд ученых в цене. Вдруг, как-то сразу начали скудеть фонды библиотек. Да и содержать всю эту систему также вдруг со всех сторон отказались. Пришел век спонсорства и меценатства, а точнее унижений и смирения с реальностью. Профессор видел уже наперед, что скоро, совсем скоро кандидатские и докторские и даже членкорры будут зависеть от первоначальных взносов, что как грибы после дождя пойдут они, что люди отвернутся от фундаментальных наук, что все встанет. А ведь ни одна дисциплина не терпит застоя. Чувствуя новые «дикие» времена, опираясь дрожащей рукой на стальную трость (к тому времени он уже перенес пять операций и потерял супругу) и с таким же стальным леденящим взглядом бродил он по кулуарам института, наблюдая как шумят студенты и преподаватели, осиротевшие на его взгляд преподаватели. Ведь в то время науку хоть и давили, но все же, как вода, не могущая уменьшиться в обьеме, она просачивалась и прогрессировала. А теперь… Профессор Тлеужанов боролся до конца, с чиновничий братвой, с обозленными студягами, с тупеющими на глазах преподавателями от меркантильных тисков, со своими болезнями… Выходил в эфир телевидения, радио пропагандируя все чтиво науки, что накопил он за десятки лет. Объясняя легкоуязвимость и тонкость понимания мира Абая и Шакарима – мира наших предков, что далек сегодняшний казах до истинного казаха и растеряли мы все, что копили за много веков до жестокого ХХ века. Его не слушали и не слышали. А он продолжал трудиться и сжигать свои клетки в работе с 6 утра до 3-х ночи. Последний год жизни вообще не могли его застать спящим. Будто знал, вот и торопился. Как итог последних лет жизни, после смерти вышла в свет его книга «Халық тағылымы», «Народная педагогика». Вся чистейшая и очень познавательная информация об истоках наших. Даже перевод звучит в научном по точности смысле. Как таковой не было педагогики в народе. Были мудрые мысли, были простые понятия, на чем строилась послушание, уважение, патриотизм; они строились чисто и неосознанно на песне, предании, на том, что нигде не записывалось. Теперь, иногда мы медленно колышем корнями своими, пытаясь наити их.Такой миссии посвятил свою жизнь доктор филологии, профессор М.М.Тлеужанов.
Говорят, когда уходит известная личность, почему-то всегда витают легенды связанные с ним. Дело в том, что вторым делом в жизни моего дедушки были шахматы. Издавались его брошюры по истории игр и самих казахских шахматистов. Если бы не в науку, скорее всего, этот мощный мозг добился бы своего и в шахматах. Шахматы помогали ему жить и отключаться от суеты, все величия логики этой великой игры возбуждали в нем новые силы к открытиям. Было это зимой, когда декабрь совсем не обещал быть предсказуемым. Он справлялся от очередного инфаркта на ногах. Весь принцип сердечной болезни таков, что она всегда дает людям надежду. И люди уходят внезапно, чаще во сне. Быть может, в том есть некоторые оттенки гуманизма. Он играл в свою любимую партию сам на сам. Обьем его мозга позволял ему это. Может от того, что редко удавалось скроить время на партию с сыновьями, ставшими нервными и перегруженными, может и от того, что он всегда ставил в свой адрес собой же найденный вопрос, спорил и выводил ответ, который подталкивал в свою очередь к новым вопросам… Его нашли бездыханным, на шахматной доске стоял мат. Сам Себе.
Н.Е. Тлеужанов
Тлеужанов Матжан Максимович родился 13 декабря 1927 года в период голощекинского геноцида, потерял почти всех близких. С бабушкой пешком добрался до Каратюбы, к дальним родственникам. Но и там все погибли. Рок преследовал маленького Матжана. Умерла бабушка – его последняя надежда. И остался он на белом свете один. Воспитывался в интернате. Горек был интернатский хлеб. Летом зарабатывал средства на жизнь. Всегда был отличником. После интерната он поступил в Уральский педагогический институт имени А.С.Пушкина, вскоре стал именным (в те времена сталинским) стипендиатом. И в студенческие годы был непримирим борцом за справедливость, воевал со своими нерадивыми сверстниками. После учебы его оставили на преподавательской работе в институте. Прошли годы, и многие преподаватели-чиновники пожалели об этом. Годы аспирантуры прошли в Алма-Ате.
Он изучал сатирическую лирику Абая и его последователя Султанмахмуда Торайгырова. Для Тлеужанова это было счастливое и вместе с тем тревожное время. Год 1950-ый. Нахлынула новая волна политических репрессий Султанмахмуда, давно уже покойного, когда-то написавшего гимн алашординцам. Но Матжану Максимовичу повезло и в этот раз. Он познакомился с будущим академиком Кажымом Джумалиевым, большим другом знаменитого Сабита Муканова. Он познакомил Матжана Тлеужанова с легендарным Мухтаром Ауезовым. Именно Ауезов рекомендовал молодого уральского ученого на кафедру казахской литературы Казахского государственного университета, знатоку творчества Торайгырова Бисембаю Кенжебаеву.
У Матжана Максимовича была трудная защита, он сам даже не верил в благоприятный исход. Но упорство и правда победили. С большим трудом получил он ученую степень кандидата филологических наук. В годы аспирантуры он подружился с талантливыми учеными, работавшими в академии наук Казахстана: Заки Ахметовым, Мырзабеком Дуйсеновым, Рахманкулом Бердыбаевым, поэтами Тайыром Жароковым, Жубаном Молдагалиевым, Беркаиром Аманшиным. Как внештатный научный сотрудник Академии наук, Матжан Максимович получил задание собирать фольклорные материалы в Западно-Казахстанской области. В те годы он написал острые статьи о творчестве Махамбета, о Шангерее Букееве, Алмажане Азаматкызы и многих других. После аспирантуры Матжан Максимович приступает к научно- педагогической деятельности в Уральском пединституте. Как говорится, однажды и на всю жизнь. Преподаватель, доцент, профсоюзный лидер института, наконец декан историко-филологического факультета. Матжан Максимович работал на износ, с 7 часов утра до 10 вечера.
Его коллегами были фронтовики – гордые, неприступные, прошедшие путь от Уральска до Берлина. Сначала были стычки. Сельский парень, плохо говоривший порусски, но невероятно трудолюбивый и настырный. Ему помогал аксакал института Сарсен Акмурзин, ректор Виктор Кузьмич Сидоров, проректор Габдурахим Абуханов, помогали советами и делами Х. Суюншалиев, П. Букаткин, Е. Коротин, А. Матюков, А. Абоян, З. Амангалиев и многие другие.
Студенты возглавляемого им факультета собрались со всех уголков Советского Союза. Матжан Максимович с гордостью говорил, что у него были тихоокеанские моряки, архангельские мужики, горские грузины, ташкентские узбеки. Деканом факультета Тлеужанов проработал 13 лет. И несмотря на свою чрезмерную занятность по должности, находил время для работы над докторской диссертацией. И в 1982 году защитил докторскую диссертацию на тему «Проблемы идейно-художественного своеобразия юмора и сатиры в казахской литературе (прозе)». Всю свою жизнь Матжан Максимович исследовал проблемы казахского юмора и сатиры. Он был организатором и участником фольклорных экспедиций с целью сбора устно-поэтического творчества казахов Западного Казахстана. Месяцами пропадал в отдаленных степных аулах, беседуя с аксакалами, записывая все до мельчайших подробностей и тонкостей, по крупицам, дабы ничего не похоронила вековая пыль Тлеужанов копил, объединял, превращая в научные труды народную мысль. Ту самую хранительницу традиций, былин, обычаев, накоторой растет и держится народность, этнос.
Так кто же он Матжан Максимович Тлеужанов? Кем он был для нас, нерадивых потомков, привыкших после ухода известных, сильных и неординарных личностей слагать им почтение в виде должного? Только после ухода… Все что было предвидено выше, это лишь общеизвестные факты, как о научном деятеле, историке, филологе… Но любой ученый – это прежде всего человек. И человек живший и работавший среди себе подобных. Более углубленное изучение творчества Тлеужанова нам быть может дадут сведение о некоторых особенностях его характера, понимание времени когда жил этот человек. Итак, осиротевший мальчонка из глухой степной местности попадает в сельский интернат в те смутные, мрачные 30-ые годы. Что давали там ребятам, диким, обветренным и отвердевшим душой от жестокого времени. Аульным ребятам, похожим друг на друга, как будто они были рождены от одной матери-беды. Эти дети различались разве что по росту? Хлебца, общую крышу над обстриженной головой и немного воспитания – вот и все, что могли дать также забитые временем воспитатели полукочевники, полувояки, полупролетарии по духу. Да, вернее всего, необходимо сделать акцент на воспитание, точнее на возможности учиться писать и читать, а вместе с тем узнавать, взращивать и укреплять внутри ребячьих душ и корни идеологий, что как ураган охватило сердца народов шестой части суши. Что-то привлекало пацанов в их новой жизни. Действительно, может сама новизна, сама необычность и непохожесть воспитываемого в них быта, порядка жизни, какой-то новой ментальности строившегося репрессиями класса. «Советы» давали право на знания, где была эта возможность от аула до хутора, возможность учиться чего не мог получить раньше не то, что любой «каракедейский» сын, но и не каждый байский отпрыск. Матжан медленно и верно рос из дикого в строгого, из жесткого и черствого в справедливого и прямолинейного. Сведенные брови, глаза с наполеоновскими огоньками, осанка полководца, то ли рост не позволял сутулится, то ли рвение быть похожими на великих революционеров, а может и доброта и забытая прививкапословица: «Прямая спина – это продолжение характера и духа». Говорили, что парень растет по далеко идущей кривой. А сколько гордости и сильно скрываемого душевного волнения на фото при параде которое можно было назвать «Мой первый день в пионерах»! Почти британская гордость тем, что ты пионер, что имеешь возможность учиться и, что это у тебя хорошо получается, что ты человек нового времени. Как дни, летели годы, и вот бывший степной мальчуган твердыми шагами вытаптывает скрипучие полы аудитории и библиотек института города Уральска – надежного ударно – трудового тыла Советской страны, только отошедшего от сводок военного времени. Здесь и засасывает его в несгораемую страсть к познанию. Чем он только не набивал голову, тем шире становился круг и тем больше становилось вопросов. История, философия, языкознание в свете уже окрепшей советской идеологической науки представлялись Матжану безграничным неопознанным материалом. Ведь если точные науки не деформировались теоретически на практического, гуманитарии страдали гораздо глубоко. Выход был один: знать и держать в голове всю систему научных трудов, для этого невозможно было останавливаться институтским образованием. Аспирантура и возможность изучать дальше и больше руководили уже идеологически подкованным и воспитанным, но не нашедшим ответов при относительно высоком образовании. И здесь врезаются новые и неразрешимые одним человеком трудности
Если существовавший языковой барьер при изучении трудов и монографии великих историков схоластиков и других отцов науки (русский язык – был единственным ключом к познанию их) со временем исчезал, путем чеканки параллельно с восприятием русифицированного варианта какой-либо работы, русского же языкового понимания глубинного смысла, то рвение доходившее до фанатизма и кучи вопросов к старшим преподавателям встречали недоумение или насмешки, мол, что за выгода тебе, джигит в том, что ты узнаешь больше, ведь наша гуманитарная наука диктуется не открытиями, а необходимостью обеспечения, «обслуживания» достижений социализма.
Будущий филолог видел и уже осознавал, что уже деформировался прогрессивная объективная мысль и взгляды. И здесь же, наверное и зародилась мысль обратится к фольклору. Это – база, фундамент науки и всех ее достижений, это и «гиперболизированное отражение историй». Ему не доступен потаенный смысл народного чтения под видимой простотой словесной формы. Это понимал Матжан Максимович вернее всего. А еще он видел, что казахи медленно и верно теряли собственную ментальность (традиции, язык, культуру и др.) как этнос. Если при Царской России быт их более или менее плавно и гармонично переходило из кочевого в полуоседлый и оседлый, это больше всего обуславливались экономическими факторами, то после революции духовные границы нации сметались вообще арифметическими темпами. Хотя вольнодумцы преследовались при любом строе. Уже великий тогда Ауезов, видит в этом худом с ошалелыми глазами аспиранте качество восприятия им родной литературы, истоком которой всегда оставались народные предания, обычай. Его слово тогда — это был гарант.
Итак М.Тлеужанов на кафедре «Казахской литературы» КазГУ. Защита кандидатской дала новый виток поисков для новоявленного ученого. Он знал, что и жизни не хватит для того, чтобы освоить и передать форму, а еще дольше и довести до простого люда, всех жемчужин казахского народного творчества. Время и идеологические направления политики на сплочение народов СССР играли не в его пользу. Действительно, не всегда заметно уходит то, что теряется незаметно, что аукнется лет через 100. Работать приходилось по всем направлениям: от археологических раскопок до собирания неписанных, но передаваемых из уст в уста сказаний, былин – все материализованное и нематериализованное достижение науки. И уже далеко ушел цвет казахской интеллигенции начала 20-ых, их зацензуренные труды все равно пылились на полках. Но не в многолюдной квартире на Фурманова, что в Уральске. Здесь судьба ставит на рельсы трудностей его с еще другой личностной стороны жизни (хотя у рабов науки личной жизни не бывает, но все же). С пеленок он не знал маминой ласки и отцовского путного слова, по сути эта часть разума, инстинкта не была готова.
Ведь воспитание у казахов это тот педагогический и психологический стержень, по которому передается и приумножается фольклор, а у человека еще и изучающим его, воспитание потомков должно быть в идеале, ибо их поступки и дела будут говорить не только о родителе, но и обо всем роде. Конечно сдавали нервы, приходилось разрываться, но и эта диллема решалась для него справедливо, жена – первая и последняя подруга и дней счастливых, и дней суровых – Жария, также была литературоведом, но уже на поприще учителя средней школы. Сама в себе воспитавшая качества, присущие светским людям. Человек, обладавший самодостойнством, которое не коробило всякого человека с ней общавшегося. Муж ценил ее за это, ценил и любил по мужски, не вынося чувства из себя, а в строгости выдавал делом все свое уважение к ней.
Год за годом множились труды, множилась палата ценностей народных Матжан Максимович – всеми уважаемый человек. Одни уважали за то, что боялись последствий резкого, прямого характера его, другие понимали, что не будь его как скудно выглядело бы ВУЗ и вся научная деятельность в Уральске. Так много было сделано. Восьмидесятые принесли ему заслуженно докторское звание профессора. Появлялись один за другим внуки, что после «мама» и «папа» первыми говорили «больсой папа» и «больсой мама». Это было уже большая семья. Все четверо детей уже имели по два Высших образования. Вся строгость и его стиля и ритма жизни с лихвой окупалась неписанными правилами, которые уважали все члены семьи, и которые хранили в доме мир, любовь и душевное спокойствие. Матжан Максимович путешествует со своей богатой коллекций изделий казахских мастеров-ремесленников из золота серебра. Посещая выставки добрался даже до Северной Африки-Марокко. Далее все уже всем ясно, как вчерашний день, который в провинциальном городке пришел с запозданием.
1991 год, всё уходит, обещая вернутся в утроенном виде, но не возвращается ничего. Союз похоронен, вся великая чуть ли не научная империя, рушится на слезящихся старческих глазах передовых деятелей науки старой закалки. Кто мог ушел туда, где труд ученых в цене. Вдруг, как-то сразу начали скудеть фонды библиотек. Да и содержать всю эту систему также вдруг со всех сторон отказались. Пришел век спонсорства и меценатства, а точнее унижений и смирения с реальностью. Профессор видел уже наперед, что скоро, совсем скоро кандидатские и докторские и даже членкорры будут зависеть от первоначальных взносов, что как грибы после дождя пойдут они, что люди отвернутся от фундаментальных наук, что все встанет. А ведь ни одна дисциплина не терпит застоя. Чувствуя новые «дикие» времена, опираясь дрожащей рукой на стальную трость (к тому времени он уже перенес пять операций и потерял супругу) и с таким же стальным леденящим взглядом бродил он по кулуарам института, наблюдая как шумят студенты и преподаватели, осиротевшие на его взгляд преподаватели. Ведь в то время науку хоть и давили, но все же, как вода, не могущая уменьшиться в обьеме, она просачивалась и прогрессировала. А теперь… Профессор Тлеужанов боролся до конца, с чиновничий братвой, с обозленными студягами, с тупеющими на глазах преподавателями от меркантильных тисков, со своими болезнями… Выходил в эфир телевидения, радио пропагандируя все чтиво науки, что накопил он за десятки лет. Объясняя легкоуязвимость и тонкость понимания мира Абая и Шакарима – мира наших предков, что далек сегодняшний казах до истинного казаха и растеряли мы все, что копили за много веков до жестокого ХХ века. Его не слушали и не слышали. А он продолжал трудиться и сжигать свои клетки в работе с 6 утра до 3-х ночи. Последний год жизни вообще не могли его застать спящим. Будто знал, вот и торопился. Как итог последних лет жизни, после смерти вышла в свет его книга «Халық тағылымы», «Народная педагогика». Вся чистейшая и очень познавательная информация об истоках наших. Даже перевод звучит в научном по точности смысле. Как таковой не было педагогики в народе. Были мудрые мысли, были простые понятия, на чем строилась послушание, уважение, патриотизм; они строились чисто и неосознанно на песне, предании, на том, что нигде не записывалось. Теперь, иногда мы медленно колышем корнями своими, пытаясь наити их.Такой миссии посвятил свою жизнь доктор филологии, профессор М.М.Тлеужанов.
Говорят, когда уходит известная личность, почему-то всегда витают легенды связанные с ним. Дело в том, что вторым делом в жизни моего дедушки были шахматы. Издавались его брошюры по истории игр и самих казахских шахматистов. Если бы не в науку, скорее всего, этот мощный мозг добился бы своего и в шахматах. Шахматы помогали ему жить и отключаться от суеты, все величия логики этой великой игры возбуждали в нем новые силы к открытиям. Было это зимой, когда декабрь совсем не обещал быть предсказуемым. Он справлялся от очередного инфаркта на ногах. Весь принцип сердечной болезни таков, что она всегда дает людям надежду. И люди уходят внезапно, чаще во сне. Быть может, в том есть некоторые оттенки гуманизма. Он играл в свою любимую партию сам на сам. Обьем его мозга позволял ему это. Может от того, что редко удавалось скроить время на партию с сыновьями, ставшими нервными и перегруженными, может и от того, что он всегда ставил в свой адрес собой же найденный вопрос, спорил и выводил ответ, который подталкивал в свою очередь к новым вопросам… Его нашли бездыханным, на шахматной доске стоял мат. Сам Себе.