А.К. Казкенова1, Н.Н. Еркабылова2
1к.ф.н., профессор, Казахский национальный педагогический университет имени Абая, г. Алматы, Республика Казахстан
2м.п.н., общеобразовательная школа №66, г. Алматы, Республика Казахстан
ПЕРЕКЛЮЧЕНИЕ КОДОВ И СОБЛЮДЕНИЕ / НАРУШЕНИЕ НОРМ
Статья посвящена вопросу соотношения кодового переключения и соблюдения / нарушения норм. Переключение кодов (с русского языка на казахский и наоборот) получило широкое распространение в разных сферах казахстанской коммуникативной среды и имеет разнообразные проявления. Вместе с тем некоторые из них оцениваются отрицательно с точки зрения соответствия нормам (прежде всего языковым). Авторы статьи попытались выявить и описать четыре основные модели кодового переключения, а также, разделяя мнение о различении норм языковых и коммуникативных, установить, как описанные модели соотносятся с данными типами норм. Было выявлено, что одни модели в большей степени соответствуют обоим типам норм и получают общественное одобрение, а другие – нарушают либо языковые, либо коммуникативные нормы и потому подвергаются критике.
Ключевые слова: переключение кодов, языковая норма, коммуникативная норма, казахский язык, русский язык, казахско-русский билингвизм
ВВЕДЕНИЕ
Как в лингвистике, так и в ряде смежных гуманитарных наук сложились богатые традиции описания и изучения языковых контактов и феномена би- и полилингвизма. Не имея возможности даже вкратце перечислить все исследования, освещающие эти явления, укажем, что теоретико-методологическую основу нашей работы составляют труды зарубежных, российских и казахстанских ученых в области языковых контактов, билингвизма и переключения кодов (У. Вайнрайха, Э. Хаугена, Ш. Поплака, Л.С. Щербы,
Е.М. Верещагина, А.А. Леонтьева, М.М. Копыленко, А.Е. Карлинского, Э.Д. Сулейменовой, Д.Д. Шайбаковой, З.К. Ахметжановой, М.Р. Кондубаевой, Г.С. Суюновой, Д.Б. Акыновой и мн. др.).
В центре нашего внимания находится переключение кодов – переход с казахского языка на русский и наоборот в пределах одного коммуникативного акта в речи современных казахстанцев. Как известно, это явление получило широкое распространение в разных сферах коммуникации в Казахстане. При этом следует признать, что переключение кодов характеризуется внутренней противоречивостью, изменчивостью и зависимостью от ряда объективных и субъективных факторов, разнообразием форм проявления. Все это значительно осложняет его исследование и беспристрастное оценивание, и, вероятно, именно поэтому, несмотря на солидный опыт исследования языкового взаимодействия, анализ переключения кодов в современной казахстанской коммуникативноинформационной среде трудно считать исчерпывающим.
В частности, в нашей статье предпринимается попытка установить, как соотносятся между собой переключение кодов и соблюдение норм. Анализ базируется на проводившихся в течение последних трех лет наблюдениях над устной (преимущественно) и письменной речью казахско-русских билингвов.
Статья состоит из 3 разделов. В первом разделе описаны модели переключения кодов, наблюдаемые в казахстанской коммуникативной среде. Во втором разделе обсуждается вопрос о соответствии / несоответствии выделенных моделей языковым и коммуникативным нормам. В последнем разделе обобщаются итоги наблюдений.
ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ Основные модели переключения кодов в речи казахстанцев
Казахско-русское переключение кодов в представлении обычных носителей языков, так часто подвергающихся смешению, нередко связывается с той макаронической речью, которую мы можем наблюдать в непринужденных диалогах типа (1):
(1) – [Ж., жен., 12 лет] Да/ это очень странно/ сондықтан екінші сезонды күтіп/ и конечно же/ менде уже басқа сериалдар/ мен даже ол туралы ұмыттым.
– [С., жен., 17 лет] Мен не могу негізі параллельно смотреть/ бір сериал бастадым ба/ я должна его там до конца бітіруге/ мен басқа сериал бастай алмаймын/ Ну если басқа сезондар болмаса/ я смотрю.
– [Ж., жен., 12 лет] … мен сол кезде түсінбейтінмін сол қызды/ ал қазір түсінемін/ Ол всегда какой-то неудачаларға түсе береді/ прям күшті…
При всей своей гротескности и «непрестижности» даже эта форма заслуживает пристального лингвистического изучения, поскольку за ее внешней хаотичностью скрыты определенные закономерности (см. в связи с этим работы Р. Мухамедовой, например, [1]).
Однако явление переключения кодов в Казахстане не ограничивается лишь подобными диалогами. Более того, те модели кодового переключения, которые мы предлагаем выделять, не ограничиваются только межличностной неофициальной коммуникацией, но представлены также примерами многочисленных публичных выступлений. В целом это явление оказалось весьма чувствительным к тем глубоким политическим, социальным и языковым изменениям, которые мы наблюдаем на протяжении последней четверти века.
Итак, мы выделяем четыре основные модели кодового переключения и предлагаем их краткое описание (см. также [2]).
1. Функционально оправданное переключение с одного языка на другой. Эта модель имеет место тогда, когда необходимо воспользоваться риторическими и стилистическими ресурсами обоих языков, и потому данная модель, как правило, реализуется при условии свободного владения ими. С другой стороны, именно свободно владеющий языками билингв всегда производит в своей речи переключение с языка на язык так или иначе обоснованно. Для иллюстрации данной модели как нельзя лучше подходят выступления президента нашей страны. Процитируем одно из них:
(2) Мен отандық бизнес өкілдерін елдің игілігіне үлес қосуға шақырамын. Байлық та, бақыт та, өмір де – өз еліңде. Сырттан бақыт іздегеннің ісі баянды болмайды. Өз еліңде абырой-беделге ие болмай ешқандай бақытқа жетпейсің. Легализацияға қатысып, елде болып жатқан жекешелендіру аясында нысандарды сатып алып, табыс тауып халыққа жұмыс бересіздер, елдің экономикасын көтересіздер. Мүмкіндікті пайдаланып, елге қызмет етіңіздер.
***
За годы Независимости в стране были созданы все необходимые условия для развития бизнеса. Мы вырастили много состоятельных людей, в нашей стране они смогли заработать капитал. Теперь необходимо легализовать заграничное имущество и вкладывать средства в Казахстан. Сегодня в республике проводится приватизация. Они могут принять в ней участие, получить объекты и извлекать доходы, создавая рабочие места для казахстанцев и развивая производство (Выступление Президента Казахстана Н. Назарбаева на XVII съезде партии «Hұp Отан», 30.01.2016).
В примере (2) казахская и русская части посвящены одной теме, однако стиль и манера речи, которыми пользуется президент, в этих фрагментах заметно различаются. Как можно заметить, при передаче казахской части, он выступает в роли наставника, мудреца или отца, который призывает своих детей – бизнесменов – к благим деяниям, направляя и наставляя их. Казахскую часть отличает афористичность стиля: Байлық та, бақыт та, өмір де – өз еліңде. Сырттан бақыт іздегеннің ісі баянды болмайды. Өз еліңде абырой-беделге ие болмай ешқандай бақытқа жетпейсің.
Русская часть анализируемого фрагмента выступления имеет ярко выраженный деловой характер. Примечательно, что переключение кодов маркируется в (2) и грамматически: так, в казахской части используются глаголы повелительного наклонения, тогда как в русской их нет.
В целом этот пример подтверждает справедливость наблюдения З.К. Ахметжановой о различиях риторических традиций и коммуникативных стратегий, используемых говорящими на русском и казахском языках: «Носитель русского языка в большинстве случаев предпочитает прямой вопрос и прямой ответ, речь его проста и лаконична. Носитель казахского языка предпочитает говорить иносказательно, с подтекстом, приводит массу сравнений, пересыпает речь пословицами и поговорками, непременно сошлется на национальные традиции и обычаи» [3, 335]. О влиянии прагматических факторов на выбор знаков из известных билингву языков см. [4, 72].
2. «Символическое обрамление». Такая модель имеет место, когда основная часть дискурса билингва строится на Я1 (чаще всего первом / родном / доминирующем), но в нем есть типизированные, этикетно обусловленные вставки на Я2.
По нашим наблюдениям в казахстанской публичной коммуникации в качестве Я1 выступает чаще русский язык, а в качестве Я2 – казахский язык – государственный язык, выполняющий символическую функцию (в том смысле, что он выступает в качестве символа государства).
В отличие от первой модели говорящий, выбирающий «символическое обрамление», может владеть языками в неравной степени. С другой стороны, он может ставить цель быть понятым всей аудиторией, а не только ее казахскоязычной частью. Вставки на казахском языке клишированы, и чаще всего они занимают позицию вступления, обращения и заключения речи:
(3) Сіздермен әсем Алматыда, Орталық Азия бойынша өткелі отырған «International Education Fair 2018» атты осынау ірі көрмеде жүздескеніме өте қуаныштымын.
Развитие образования, как главной составляющей человеческого капитала, является одним из основных приоритетов государственной политики Казахстана.
…Уверена, что выставка позволит расширить образовательные возможности казахстанской молодежи, расширить обмен опытом в сфере реализации международных образовательных проектов, внести ценный вклад в развитие человеческого капитала в Казахстане.
Баршаңызға зор табыс және жарқын жеңістер мен жетістіктер тілеймін!
Тыңдағандарыңызға рахмет. (Приветственное слово Государственного секретаря
Республики Казахстан Гульшары Абдыкаликовой на международной образовательной выставке «International Education Fair – 2018», 5.06.2018).
3. Макароническая речь. Эта модель проиллюстрирована примером (1). Осознанность / неосознанность, наличие / отсутствие функциональной нагрузки при переключении с языка на язык, неофициальность, непринужденность общения отличают данную модель от предыдущих. Причинами использования данной модели кодового переключения могут быть недостаточное владение языками (одним из языков), отсутствие контроля речи (используется тот язык, слово из которого первым всплывает из памяти говорящего), передача чужой речи на том языке, на котором она была оформлена, прагматическая привязка передаваемой информации к одному из языков и т.д. Еще одной особенностью казахско-русской макаронической речи является то, что границы между языками в этом случае проходят не только между высказываниями или отдельными словами, но и внутри слов, между морфемами (ср. неудачаларға). Такая возможность во многом обусловлена агглютинативной техникой присоединения морфем, действующей в казахском языке.
4. Семикоммуникация, или рецептивное двуязычие. Термин «семикоммуникация» введен Э. Хаугеном для обозначения коммуникации носителей близкородственных языков, когда они могут говорить на своих родных языках, не переключаясь на какой-то общий язык [5, 159 – 190]. Так, можно говорить о межтюркской или межславянской семикоммуникации. Важным условием для появления такой формы коммуникации является «устойчивый тип многоязычной ситуации общения» [6, 31].
Казахско-русское двуязычие, объединяя неродственные языки, тем не менее тоже порождает семикоммуникацию: нередко можно наблюдать, когда один из собеседников говорит по-русски, а другой отвечает ему по-казахски, при этом оба понимают друг друга. Как правило, такая форма общения является коммуникативным компромиссом для рецептивно владеющих вторым языком.
Смешанный характер общения обнаруживается в рамках диалога, но не отдельных высказываний участников общения (ср. с макаронической речью). Граница между применяемыми языками устанавливается билингвом между рецепцией и продуктивной речевой деятельностью (слышит речь собеседника на Я1 и понимает ее, но сам говорит на Я2), тогда как, например, при «символическом обрамлении» эта граница проходит по линии речевая деятельность / речевое поведение.
Разделяя мнение о том, что «речь кино можно рассматривать как точную имитацию устной речи» [7, 144], приведем пример из кинофильма «Оралман из Питера» (4):
(4) – [Кыргызбай., муж., 30] Жаман оймен айтып тұрған жоқпыз / аяғыңа не болған.
– [Абзал., муж., 25-27] Это я утром в магазин ходил / чуть под машину не попал / хорошо вовремя увернулся.
– [Кыргызбай., муж., 30] … бұл не деген сұмдық? / қайда барсаң коррупция.
– [Администратор., жен., 22-24] Аға / я не хочу с вами ругаться / а просто говорю / что Вы не проходите.
– [Кыргызбай., муж., 30] Жап-жақсы болып / келе жатқан әнді неге аяғына дейін жеткізбейсін?
– [Абзал., муж., 25-27] Да потому что это плагиат.
Как видим, Кыргызбай говорит на казахском языке, а его собеседники Абзал и девушка-администратор – на русском, но коммуникация при этом состоялась. В примере эпизодически используются вставки на другом языке (в речи Кыргызбая слово коррупция, а в речи администратора – обращение аға).
Мы представили основные модели кодового переключения в речи казахстанцев. Не исключено, что кроме них могут наблюдаться промежуточные, переходные явления, совмещающие признаки разных моделей. Но и представленные здесь модели со всей очевидностью различаются между собой и даже контрастируют по ряду параметров. Их использование объясняется разными причинами и преследует разные цели. Кроме того, они по-разному соотносятся с понятием нормы, о чем речь пойдет ниже.
Типология норм и возможности разных оценок кодового переключения
Очевидно, что представленный двуязычный материал требует особого подхода при оценке его соответствия или несоответствия нормам.
На наш взгляд, при описании кодового переключения важно иметь в виду разграничение языковых, системных норм и норм коммуникативных. В частности, обоснование такого разграничения убедительно представлено в работе [8].
Языковые нормы являются традиционным предметом описания в лингвистических трудах, грамматических справочниках и т.д. По определению В.А. Ицковича, «норма – это объективно существующие в данное время в данном языковом коллективе значения слов, их фонетическая структура, модели словообразования и словоизменения и их реальное наполнение, модели синтаксических единиц – словосочетаний, предложений – и их реальное наполнение» [9, 5]. А. Едличка, характеризуя языковые (в терминологии автора, «формационные») нормы, в качестве их конституирующих черт также указывает
«общественное признание и обязательность в данном языковом, коммуникативном сообществе» [8, 146].
Второй тип норм – коммуникативные нормы – зависимы от ситуативных факторов и обстоятельств. В связи с коммуникативными нормами чешский исследователь отмечает «смешанный языковой характер процесса коммуникации (коммуникативных актов)» [там же, 143], который находит отражение в том, что в высказывании могут сополагаться элементы разных «языковых формаций» (литературного языка, диалектов, жаргонов и т.д.), а также «некодифицируемость» коммуникативных норм [там же, 147]. Продолжая мысль А. Едлички, можно утверждать, что на территориях устойчивого многолетнего двуязычия / многоязычия складываются коммуникативные нормы, допускающие и совмещение единиц контактирующих языков в речи их носителей.
Учитывая принципиальные различия между разными типами норм, можно допустить, что одно и то же явление может соответствовать языковой норме, но нарушать коммуникативную и наоборот.
Действительно, если оценивать представленные выше модели кодового переключения в речи казахстанцев, то становится очевидным, что они по-разному соотносятся с языковой нормой. Так, макароническая речь нарушает системные нормы обоих смешиваемых языков. Не случайно она оценивается как грубое нарушение культуры речи (или ее крайне низкий уровень), как угроза вымывания лексического фонда языка (в нашем случае казахского языка, в речь на котором неоправданно вставляются русские слова и выражения), как начало пиджинизации языка. Проблема усугубляется тем, что, как было отмечено выше, агглютинативный строй казахского языка позволяет с легкостью прибавлять аффиксы как к своим, так и к «чужим» основам (т.е. в агглютинативном языке, по сравнению с флективным, ослаблены механизмы естественной грамматической защиты от иноязычного влияния) [10, 212 – 215].
Совершенно иначе следует рассматривать соотношение предложенных моделей с соблюдением / нарушением коммуникативных норм.
Очевидно, что коммуникативные нормы связаны как с объективным статусом языков, так и с субъективными представлениями об их престижности. Так, высокий статус казахского языка предполагает его обязательное использование в публичных выступлениях и обусловливает его широкое применение во всех сферах коммуникации казахстанцев. Роль русского языка в казахстанском обществе остается по-прежнему высокой, он является важным информационным ресурсом и продолжает выполнять «неофициальную» функцию средства межнационального общения. Такое, практически равноправное и целесообразное, положение двух языков придает казахстанскому двуязычию естественный характер. В этой связи из четырех моделей переключения кодов, скорее всего, в зону коммуникативной «ненормы» попадает отнюдь не макароническая речь, как в первом случае (она имеет массовой характер, став явлением узуальным), а семикоммуникация. Действительно, даже при понимании речи на другом языке неумение говорящего ответить на нем создает определенный коммуникативный дискомфорт для собеседника – хуже может быть только полное непонимание или отказ от общения. Следует отметить при этом, что в разных ситуациях разными собеседниками неумение ответить на казахском или на русском языке может оцениваться по-разному.
Соотношение форм кодового переключения с языковыми и коммуникативными нормами показывает, что в сфере публичной, официальной коммуникации закрепились две формы – функционально оправданное переключение и «символическое обрамление». Большей частью казахстанского общества они воспринимаются и оцениваются как приемлемые и оправданные. Более того, эти формы серьезно конкурируют с выступлениями, построенными на одном языке (казахском или русском). Исходя из этого, можно утверждать, что в ситуации публичного (монологического) выступления преимущество получает билингв, способный и стремящийся говорить на обоих языках.
В сфере же межличностной, неофициальной коммуникации, по-видимому, такой баланс не найден: формы кодового переключения (макароническая речь и семикоммуникация), соответствуя одному типу норм, нарушают другой тип. Однако неофициальный характер такого общения зачастую «сглаживает» проблему нарушения норм, а собеседники для достижения своих коммуникативных задач готовы к компромиссу и «кооперации».
ВЫВОДЫ
Переключение кодов – неотъемлемая часть казахстанской информационнокоммуникативной среды, и его распространение связано с объективными реалиями казахстанской действительности и субъективными представлениями казахстанцев о роли и значимости используемых языков. Переключение с казахского языка на русский и наоборот представлено как в публичных выступлениях политиков и общественных деятелей, так и повседневной речи рядовых казахстанцев. Кроме того, переключение кодов находит своеобразное отражение в казахстанских масс-медиа, шоу-бизнесе и искусстве.
При этом формы проявления переключения кодов разнообразны и часто по ряду параметров противопоставляются друг другу. В статье мы попытались обосновать существование четырех основных моделей кодового переключения: функционально оправданного переключения кодов, «символического обрамления», макаронической речи, семикоммуникации.
Данные модели мы соотнесли с соблюдением / нарушением двух типов норм – языковых и коммуникативных. В первом случае отрицательную оценку получает макароническая речь как проявление кодового переключения, грубо нарушающее нормы обоих языков.
При оценке соответствия коммуникативным нормам семикоммуникация противопоставляется остальным и признается как форма, менее всего соответствующая этому типу норм.
Получается, что наиболее приемлемыми с точки зрения соблюдения обоих типов норм и потому одобряемыми двуязычным казахстанским сообществом являются функционально оправданное переключение кодов и «символическое обрамление». По-видимому, именно одновременное соответствие языковым и коммуникативным нормам позволило этим моделям получить широкое распространение в казахстанской публичной коммуникации.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ
1 Muhamedowa R. Kasachisch-russisches Code-mixing: ein Fall von morphologischer Vereinfachung // Zeitschrift für Sprachwissenschaft, 2005, 24 (2). – S. 263 – 309.
2 Казкенова А.К., Серикова С.К., Смешанная коммуникация как дискурсивное проявление языковых контактов // Вестник КазНПУ им. Абая, серия «Филологические науки». 2015, №1 (51). – С. 35 – 40.
3 Ахметжанова З.К., Сопоставительное языкознание: казахский и русский языки. – Алматы, 2005. – 398 с.
4 Wasserscheidt Ph. Construction Grammar and Code-Mixing // M. Reif & Ju. A. Robinson (eds) Cognitive Perspectives on Bilingualism. – Boston/Berlin: Walter de Gruyter GmbH & Co KG, 2016. – Pp. 65 – 91.
5 Haugen E. The ecology of language: Essays by E. Haugen. – Stanford, CA: Stanford University Press / Originally published in W. Bright (Ed.). 1966. – Pp.159–190.
6 Киклевич А., Колосова Е. Межкультурные аспекты лингвистики: кодирование информации в текстах // Филология и культура. 2016, №3 (45). – С. 30 – 33.
7 Гришина Е. А., Савчук С. О. Корпус устных текстов в НКРЯ: состав и структура //
Национальный корпус русского языка: 2006—2008. Новые результаты и перспективы. – СПб.: Нестор-История, 2009. – С. 129 – 149. 8 Едличка А. Типы норм языковой коммуникации // Новое в зарубежной лингвистике.
Вып. ХХ. – М.: Прогресс, 1988. – С. 135 – 149.
9 Ицкович В.А. Языковая норма. – М., «Просвещение», 1968. – 93 с.
10 Казкенова А.К. Онтология заимствованного слова. – М.: Флинта: Наука, 2013. – 248 с.
А.К. Казкенова, Н.Н. Еркабылова
Код ауыстыру және нормаларды сақтау / нормадан ауытқу
Абай атындағы Қазақ ұлттық педагогикалық университеті,
№66 жалпы білім беретін мектебі
Алматы қ., Қазақстан
Мақала код ауысымы және норманы сақтау\ нормадан ауытқу ара қатынасының мәселелеріне арналған. Код ауысымы (орыс тілінен қазақ тіліне және кері қарай) қазақстандық қарым-қатынас ортасының әртүрлі салаларында кең өріс алған. Сонымен қатар кейбір осындай тілдік көріністер нормаларға сәйкес келу (алдымен тілдік нормаларға) көз қарасы бойынша теріс бағаланады. Мақала авторлары код ауысымының негізгі төрт үлгісін анықтауға және сипаттауға ұмтылыс жасады, сондай-ақ тілдік және қарым-қатынас нормалары түсініктерін ажырату туралы пікірмен келісе отырып, сипатталған үлгілер осы норма типтеріне қалай сәйкес келетіндігін анықтауға ұмтылды. Кейбір үлгілер көп жағдайда норманың екі типіне де сәйкес келіп, қоғамдық мақұлдауға ие болса, өзгелері – не тілдік, не қарым-қатынас нормаларын бұзады, сол себепті сынға тап болып отыр.
A.K. Kazkenova, N.N. Yerkabylova
Code-switching and compliance / violation of norms
Abai Kazakh National Pedagogical University, secondary school №66
Almaty, Kazakhstan
The article describes the relationship between code-switching and compliance / violation of norms. Code-switching (from Russian to Kazakh and conversely) is widespread in various spheres of the Kazakh communication environment and has various manifestations. At the same time, some of them are evaluated negatively in terms of compliance with norms (primarily linguistic norms). The authors of the article tried to identify and describe the four basic code-switching models and establish how the described models correlate with linguistic and communicative norms. It was found that some models are more suited to both types of norms and receive public approval, while others violate linguistic or communicative norms and are therefore criticized.