Ж.А. Джамбаева, К.М. Толемысова
Евразийский национальный университет имени Л.Н. Гумилева
Астана, Казахстан sgpi@mail.ru
ФОЛЬКЛОРНЫЙ МИР ПОВЕСТИ «БЕЛАЯ АРУАНА» С. САНБАЕВА
В статье рассматриваются фольклорно-этнографические традиции в повести С. Санбаева «Белая аруана», определяется их роль в художественной структуре повести, влияние на образную систему произведения. Выявляются специфические особенности использования притчи в структуре анализируемой повести. Автор отмечает, что обыгрывание притчи дает писателю возможность аргументировать мысль о преемственности в вечном движении лучших духовных традиций народа. Через притчи и легенды С. Санбаев в своих произведениях хотел показать истинные культурные и нравственные ценности своего народа, дать им объективную оценку.
Ключевые слова: фольклор, литература, С. Санбаев, русскоязычная казахская проза, этнографизмы, притча, легенда.
В современной казахской прозе важное значение имеют произведения, написанные на русском языке. Русскоязычная казахская проза 60-х годов XX века превратилась в исторический факт не только казахской литературы, но и казахской культуры. Представители казахской русскоязычной литературы предпринимают попытки осмысления художественными средствами новой действительности, воссоздают картины далёкой истории. Особое место в этом ряду занимает имя Сатимжана Санбаева, творчество которого было направлено на доказательство причастности казахского народа к богатейшей культуре прошлого, к его участию в мировом историческом процессе.
Сатимжан Санбаев – известный прозаик, драматург, публицист, переводчик и талантливый киноактер, популярный за пределами Казахстана. Отличительной чертой его прозы является способность воспринимать действительность в глобальных масштабах. Его произведения, в какой бы манере ни были написаны, всегда несут в себе большой и сложный подтекст. Всегда говорят больше, чем обозначено сюжетом и материалом даже в такой, казалось бы, ясной, открытой по мысли и прозрачной по краскам повести, как «Белая аруана». Все творчество писателя пронизано чувством пламенной любви к Родине. Уроженец Атырауской области он сохранил в душе и горячие, тревожные ветры, дующие с
Мангышлака, и «рокот струн домбры» и «беспредельную даль своей земли», и «бесхитростные, доверчивые лица» ее людей [1, 13].
Героями его произведений становятся люди («Белая аруана», «Колодцы знойных долин», «Когда жаждут мифа», «Времена года нашей жизни» и др.), связанные с ним родством, соседством, общим историческим прошлым и непростым настоящим, объединенные миром кочевья, с которым неразрывно связан и создаваемый им мир художественных образов. В этом мире прошлое и настоящее казахской степи странным образом переплетаются, накладываются друг на друга
Склонность к философскому раздумью сочетается у писателя с яркой живописностью, вещностью изображения. И там, где он выступает как живописец, с наибольшей полнотой проявляются его творческий характер и возможности. В произведениях С. Санбаева заметна установка на точный психологический образ, верно найденную деталь, и это внимание к реалистически добротной ткани прозы приносит свои плоды. Так, создавая свои произведения на русском языке, по объекту и призме изображения реальной действительности С. Санбаев остается глубоко национальным писателем [1, 15].
Таким образом, несмотря на влияние разных культур, казахская литература сумела сохранить свою национальную самобытность, потому что всегда опиралась на народные традиции, на многовековое культурное наследие, на свой эпический опыт повествования. Доказательством тому служит и творчество С. Санбаева, который в своих произведениях обращался к устно-поэтическому народному творчеству казахов, к их древней истории.
Одним из ярких произведений С. Санбаева, наполненным фольклорными элементами, является повесть «Белая аруана» (1968). В ней было нечто особенное, несвойственное основному потоку казахстанской исторической прозы, и это было заявлено уже в названии, напоминающем скорее заглавие поэмы или лирического стихотворения.
Для русскоязычного читателя «Белая аруана» приобрела символическое, образнометафорическое значение, стала как бы знаком казахской культуры, благодаря тому, что писатель сумел средствами русского языка в сочетании с элементами родного казахского ярко выразить этнически первичное для него национально-художественное начало.
Как отмечает М.Г. Алдамжарова, современным читателем повесть воспринимается как серьезное философское раздумье о судьбе, счастье и трагедии в человеческой жизни, о единении с родной землей и ее природой, о непреходящих ценностях национального мировосприятия. Сам писатель так говорит о воем произведении: «Жить на земле и не быть хозяином своей судьбы – это горькое ощущение было основной мыслью повести «Белая аруана», которая одной из первых была переведена на немецкий язык. И хотя повесть строится на материале казахской жизни, она почему-то позволила однажды сказать моему другу, профессору Ральфу Шредеру, что эта повесть о будущем воссоединении двух Германий. Думаю, так и должно быть. Ибо у национального писателя один путь. Он должен выразить все лучшее и далеко не лучшее своего народа, но в незабываемых образах, чтобы принести это как дар своего народа другим народам. Чтобы они взяли из этого все ценное, чтобы избежать в будущем трагедии» [2, 206].
Сюжет повести построен на символической параллели «человек и животное». Две судьбы, далекие и связанные между собою, в центре повести. Судьба двугорбой верблюдицы − белой аруаны, привезенной издалека в аул, и судьба хозяина ее Мырзагали, старого, потрепанного жизнью человека.
Вернувшись после войны домой, Мырзагали узнает, что жена изменила ему с Шолаком, их соседом, которого Мырзагали издавна не любит и презирает за жестокость и грубость. И все же, испытав унижение и обиду, Мырзагали не бросает жену. Он подавлен случившимся, его жизнь полна невысказанного страдания, и он жалеет женщину, принесшую ему горе. Жалеет, но уже не может дать ей ни тепла, ни ласки. Он не столько живет, сколько влачит существование. Единственная его привязанность – белая аруана. Но это любовь без взаимности. Верблюдица трижды пытается бежать – она смертельно тоскует по далекому Мангыстау, откуда вывез ее Мырзагали, и ничто не может победить эту ее страсть.
Мысли об аруане обычно сплетаются у старика с мыслями о себе. Он не знает, прав он или не прав, смирившись перед обстоятельствами и признав их власть над своею жизнью. Догадывается, что не прав. Но не может преодолеть робости перед необходимостью поступка, ломающего привычное течение постылой жизни. Он во власти страха перед поступком и сознает, что не в состоянии противиться судьбе. И он, не понимая того, что делает, пытается сломить аруану, заставить и ее примириться с судьбой.
В этом поединке двух натур побеждает сила и страсть. Ведущая мысль повести созревает исподволь, по мере того как разворачивается перед читателем история верблюдицы и ее хозяина. Шолак подрезает аруане жилки глаз, чтобы она не противилась случке с одногорбым бурой-самцом. Аруана слепнет, и все же пытается бежать, и гибнет, уходя от погони. Мырзагали остается жить: «Пылало солнце. Над степью, словно наводнение, плыл суховей ровно и широко, выбирая последнюю влагу оврагов, сжигая травы. Поводя сухими горячими боками, понуро стоял соловый конь, и плакал старик, уткнув лицо в гриву и обхватив худыми тонкими руками шею коня. Он плакал долго, прежде чем пришло облегчение» [3, 29].
Может быть, старик оплакивает не столько верблюдицу, сколько себя? Нож Шолака, слезы старика, величие порыва и страсти и гибель прекрасного, сильного, гордого существа – все это, сойдясь к финалу, соединяет в одном размышлении о жизни две судьбы – человека и верблюдицы.
Автор не спешит обличать незадачливого Мырзагали – скорее с грустью всматривается в него. В сущности, погибает – в нашем сознании – Мырзагали, а образ белой аруаны – высшая художественная точка повести – остается жить, вселяя надежду, пробуждая веру. Так, «Белая аруана» написана о том, что в конечном итоге насилие обречено [4, 31].
Наиболее характерным приемом изображения человека в фольклоре является очеловечивание, т.е. антропоморфизм. В повести прекрасная аруана одухотворяется, приобретает психологические черты, присущие человеку, встает перед нами как живой и незабываемый образ, олицетворяющий преданность и любовь к земле, давшей ей жизнь: «Подошел светло-серый верблюжонок, ткнул носом в затвердевшие ноги матери, стал рядом, прижавшись к ее боку. Аруана повернула голову, нашла его и обнюхала. Далекие родные белые горы, объятые белым, как молоко, звали ее. Она нежно проворчала, верблюжонок отозвался и послушно двинулся за ней. Уверенно спустилась она с холма и обошла стадо» [3, 26]. Так, аруана предстает в повести как равноправный герой, наделенный собственным характером, душевными переживаниями.
В этом контексте имеют место ярко выраженный характер, анимализм и антропоморфизм, изображение животных в искусстве и представление явлений природы в человеческом образе, своего рода очеловечение. Как будто перед нами изображается не верблюдица с верблюжонком, а мать с ребенком, тоскующие по родине. На наш взгляд, автор, изображая животных, хотел показать любовь к родине тех людей, которые по какимто причинам находятся вдали от своей родной земли. Здесь отражаются оставшиеся от предыдущей эпохи представления о патриотизме по распространенному клише «Родина − мать зовет». Так, родина и мать – это начало, источник жизни, это самое дорогое и близкое для каждого человека. Можно сказать, что повесть «Белая аруана» является глубоко философичной.
Стремление аруаны на родину – это не просто зов природы, непосредственное проявление инстинкта: «Неизвестно, что помогало ей безошибочно выбирать дорогу: то ли долгими месяцами вязала она, укладывая в памяти этот кратчайший, но опасный путь через солончаковые озера и бугры, то ли вел ее могучий инстинкт» [3, 28].
Здесь заключена идея любви к матери-земле, давшей жизнь всему живому, являющейся и большой и маленькой родиной человека и «очеловеченного» живого мира. Вспомним, что в третьей главе тайлак совершает свой второй побег. Мырзагали снова отправился в поиски. Целый день длилось преследование «беглеца»: «Мырзагали поравнялся с ним и, нагнувшись, схватил за поводок, и тайлак впервые закричал. Он закричал тонко и жалобно, и старик вздрогнул от этого душераздирающего крика и задергал поводок, чтобы сбить плач. Но тайлак не унимался. И Мырзагали спрыгнул на землю, обнял его за шею и тоже заплакал» [3, 18]. Это самое сильное место в повести по психологической напряженности, в этот момент происходит как бы слияние Мырзагали и Белой аруаны, они вместе плачут: тайлак от тоски по своей родине, человек от боли и сострадания; их плач и слезы сливаются воедино. Поэтому, на наш взгляд, жизнь Мырзагали и Белой аруаны в развитии сюжета нельзя рассматривать в отрыве, их судьбы сплетены воедино. С аруаной у Мырзагали связаны надежды на будущее.
В первой и третьей главах при побегах верблюдицы, после исчезновений и долгих поисков, всегда наступала встреча Мырзагали и Белой аруаны. Но в шестой главе нарушается эта сюжетная схема: «Говорят: с третьего побега шалкуйрука не вернуть» [3, 27], − констатирует Шолак. Так оно и случилось: аруана сбивается с пути и погибает, сорвавшись с оврага. Шолак бросается с ножом на аруану, одержимый все тем же меркантильно-утилитарным порывом. Как видим, автор использует в данном контексте число «три», которое является распространенным числом в фольклоре. Отметим, что число «три» символизировало полноту и завершенность, поскольку содержало в себе начало, середину и конец. Так, на наш взгляд, писатель использует фольклорное число «три» с целью передать три этапа жизни белой аруаны: прошлое, настоящее и будущее; детство, зрелость и старость; рождение, жизнь и смерть.
Необходимо отметить, что трёхкратное упоминание о родине помогает ощутить ту тоску по родным краям, которая является устойчивым мотивом народных сказок. В этом же контексте можно увидеть казахскую народную примету: если животное (лошадь, собака, верблюжонок) третий раз бежит к своей родине, то ее уже не вернуть ни при каких обстоятельствах.
В повести развитие происходит по спирали: завершился один виток, и уже на более высокой ступени находит свое продолжение следующий. Автор выражает идею вечности жизни, представляющей собой определенные циклы поступательного развития, идею извечного стремления к родине, любви к ней.
На наш взгляд, поэтические инверсии в стиле повести напоминают напевность лироэпического жанра толгау, его ритм: «…И Мырзагали видел, что аруана очень переменилась… И старик, хорошо знающий повадки белой верблюдицы, с тревогой смотрел на нее, пытаясь отгадать ее намерения… И пришел этот час…» [3, 25].
Толгау является древним фольклорным жанром казахского народа. Повторы, начинающиеся с эпического предлога «и», напоминают лирическое повествование сказителя, создавая в повести настроение необратимости бытия, всевластия его вечных законов. Даже материнство не остановило аруану перед ее первоначальным инстинктом − желанием вернуться в родные для нее места: «И верблюжонок побежал за ней, то отставая, то догоняя, никак не приноравливаясь к необычно ровному ритму ее бега» [3, 26].
Л.И. Абдуллина замечает, что «помимо толгау фольклорную основу художественного текста повести «Белая аруана» составляет органичное присутствие элементов жанра предания (в основе сюжета – верность животных родному краю), пословиц как единиц национально-культурного компонента, описания народных примет [5].
Писателю важно, что он изображает не просто верблюдов, а ослепленную людьми аруану и ее верблюжонка. Важно изображение психологии ребенка, который боится, что гонимая могучим, пока ему непонятным инстинктом, мать может заблудиться (она ослеплена). Повествователь наблюдает за драмой верблюжонка и старика, от которых уходит аруана, он будто сливает свой голос с их переживаниями. Зримо, как в кинематографе, показана гибель аруаны.
Насыщенная поэтическими повторами, инверсиями, лирическими монологами повесть «Белая аруана» продемонстрировала слово поэтическое, не прикрепленное строго к действиям и потому не всегда мотивированное событийно. Не случайно и аруана – «белая», цвет добра, цвет чистоты и справедливости в народном фольклоре. По словам исследователей, «это то, что можно назвать слиянием древней и современной культур. То, что волнует и тревожит природу, не может не отразиться и на судьбе человека. Слияние природного и народных начал в повести приобретает трагическое звучание» [6]. М.Г. Алдамжарова же, анализируя язык произведения, об этом пишет: «символика белого цвета в этой повести – один из наиболее важных элементов художественного мира, созданного писателем. Этот элемент проявляется не только на лексико-морфологическом уровне, но и отражается в композиционно-синтаксической организации повести. Для этой повести характерны описательные конструкции с повторяющимися элементами «белый», «белесый», «серебристый», синонимические средства связи предложений в составе сложного синтаксического целого, опирающиеся на синонимический ряд «белый» [2, 209].
Обращение к истоку народного мировосприятия, к фольклору, к отстоявшимся там оценкам давало прозе С. Санбаева дополнительные ресурсы: насыщенное народными представлениями поэтическое слово расшатывало жесткость жанровых регламентов.
Имеющая глубокий и сложный подтекст и созданная в тесной связи с устным народным поэтическим преданием казахов о верности животных родному краю, о неизменном возвращении их в свой аул из любой дали, куда были проданы, повесть эта написана реалистически, в строгих формах «жизнеподобия». Автор заставляет читателя ясно увидеть и людей, их внешний облик, сложные взаимоотношения, быт, проникнуть в их внутренний мир, понять и ощутить землю, на которой они живут, во всей ее неяркой, но милой сердцу писателя красе.
Писатель органично вводит пословицы в ткань повести «Белая аруана». Автор их передает читателям из уст персонажей. К примеру, отрицательный герой повести Шолак, говоря о важности роли скота в жизни человека, произносит следующую пословицу: «Без скотины двор пуст, без детей дом пуст» [3, 12]. Данная пословица имеет казахский аналог: «балалы үй базар, баласыз үй мазар». На наш взгляд, Шолак произносит это изречение с целью задеть Мырзагали за живое. Вспомним, что у Мырзагали есть единственная дочка Макпал, но она живет вдали от семьи, также Мырзагали после ранения не мог иметь детей. Пословица в повести выполняет роль передачи характера героя (грубость, скупость) и придает выразительность, эксперссивный оттенок произведению.
Кроме пословиц, писатель включает в повесть фразеологизмы: «А шубат ему нужен, вон как высох – кожа да кости» [3, 23]. В данном контексте выделяем фразеологизм «кожа да кости», который означает «чересчур худой, истощенный, тощий». Этот фразеологизм часто говорится с неодобрением и с оттенком сочувствия. Вместо этого устойчивого выражения автор мог бы использовать просто слово «худой», но включение в ткань произведения, в речь персонажей подобных оборотов позволяет прередать экспрессивность, заострить внимание на том или ином признаке.
Особое место в тексте произведения занимают народные приметы. Обратим внимание на следующий пример: «Старику поначалу льстили восхищенные взгляды людей, обращенные на его любимца, но потом он спохватился, накинул на верблюжонка равную грязную попону, чтобы уберечь от дурного глаза» [3, 12]. Как видим, подобно тому, как издревле казахи использовали разные талисманы, обереги и другие предметы, чтобы «уберечь от дурного глаза», суеверный Мырзагали накинул на верблюжонка грязную попону. Ещё пример: «Где-то в нескольких шагах чирикнул кузнечик, подождал немного и звонко засвирстел. «Рано запел», — заметил Орынбасар. – Жаркое приплывает лето» [3, 173]. В этом контексте автор приводит читателям известную народную примету: активное и громкое стрекотание кузнечиков – означает, что будет жарко и ясно. Или «А молока будет давать много… Видишь, как змеится хвост? Настоящий шалкуйрук»; «С третьего побега шалкуйрыка не вернешь» [3, 173].
Важными элементами фольклора являются этнографизмы, которые отражают реальность национального бытия, национальной истории и национального самосознания. К ним, пишущий на русском языке, С. Санбаев обращается неизбежно и часто. На разных страницах поести мы встречаем следующие реалии: «инген», «шубат», «торь», «жайлау», «аруана». Эти слова несут в себе тенденцию содержательного смысла национального, что соответствует реалистической художественной условности. Они вводятся в текст для придания ему определенного национального колорита, для более точной передачи деталей исторической эпохи, для создания экспрессивно окрашенного художественного изображения реальной жизни определенного этноса. Появление таких единиц совершенно оправдано и естественно в текстах, рисующих специфические картины национального быта, обрядов, традиций, т.е. в произведениях, в той или иной форме передающих общественноисторический опыт конкретного этноса. Так, сохранение языка, сохранение национальных ремесел, национального уклада жизни имеет важный смысл для автора повести.
Можно согласиться с мнением о том, что С. Санбаев в своем произведении отразил непреходящее значение общечеловеческих ценностей в жизни отдельно взятого человека, показав, что окончательная утрата индивидом традиционных ценностных ориентиров будет означать для него трагизм бытия. Писатель показал, чем внутренне прочен человек, его стремление к чистому и вечному, его одиночество и боль и вместе с тем его глубокие константы бытия. И как один из главных показателей цельности человеческой натуры является верность Родине, умение сострадать и сопереживать, неразрывная связь личности с миром природы [6].
Отметим, что в другой повести С. Санбаева «И вечный бой…» мы встречаем аналог реалистическому образу белой аруаны – в романтическом образе прекрасной Секер. И она, как и белая аруана, была насильно привезена в чужие края и стала матерью сыновей чуждого ей племени, и она жила, поглощенная стремлением к родине, не замечая любви преданного ей человека, и она зачахла и погибла на чужбине, как погибла аруана на пути своего бегства. Только Секер была человеком и, умирая, постигла недоступное аруане новое чувство к отцу и отчизне своих сыновей. Ее мир сложнее и богаче, но параллель с прекрасной белой верблюдицей, издавна олицетворяющей у казахов материнскую преданность, отнюдь не унижает в глазах читателя женщину-мать. Стилизованное в духе народной легенды-притчи повествование рисует героические характеры защитников родины, события глубокой истории. Условно-романтические формы повествования этой повести контрастны с реалистическим повествованием «Белой аруаны».
Таким образом, казахстанских писателей 60-80-х годов ХХ века, в том числе и С. Санбаева, занимает процесс духовного становления личности, осознание ими социальных и духовных связей в обществе, пробуждение в людях гражданского чувства, личной ответственности за все происходящее в жизни. В повести «Белая аруана» ярко выражено основное идейное и философское направление творчества писателя. Анализ повести показывает, что автор обращается не только к большим жанрам фольклора, но и к малым: к пословицам, поговоркам, фразеологизмам. Кроме того, С. Санбаев создавал свои повести на основе легенд и притч, изображая в истории своего народа истинные культурные и нравственные ценности, давая объективную оценку старым традициям.
Список литературы
1 Алдамжарова М.Г. Композиционно-синтаксические особенности творческого контекста Сатимжана Санбаева: Автореф. канд. филол. наук. – Алматы, 2003. – 30 с.
2 Алдамжарова М.Г. Сюжетное и идейно-тематическое своеобразие повести «Белая аруана» // Известия вузов Кыргызстана. — № 3. – Бишкек, 2016. – С. 205-210.
3 Санбаев С. Собрание сочинений в 6 томах. Повести и рассказы. − Астана: «Агроиздат», 2009. – 436 с.
4 Джуанышбеков Н. Сатимжан Санбаев: Очерк жизни и творчества. – Алматы:
Искандер, 2004. – 44 c.
5 Абдуллина Л.И. Лироэпическая природа повести С. Санбаева «Белая аруана» // Вестник КАСУ. – № 2. – Усть-Каменогорск: казахстанско-Американский свободный университет, 2011. – С. 195-199.
6 Жаманкозова А.Т. Трагизм в повести С. Санбаева «Белая аруана» // [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://rusnauka.com/10_NPE_2008/Philologia/29433.doc.htm.
Берілген мақалада С. Санбаевтың «Ақ аруана» («Белая аруана») повестіндегі фольклорлық-этнографиялық дәстүрлер және олардың шығарманың әдеби құрылысындағы рөлі қарастырылады. Талданып отырған повесттің құрылысындағы өсиет-әңгімені қолданудың өзіндік ерекшеліктері анықталады. Мақала авторы өсиет-әңгімелерді қолдану жазушыға халықтың ең үздік рухани дәстүрлерінің мәңгілік қозғалыста екендігі туралы ойын дәйектеуге мүмкіндік беретінін айта кетеді. С. Санбаев шығармаларында өсиетәңгімелер мен аңыздар арқылы өз халқының мәдени және адамгершілік құндылықтарын көрсетуді, оларға әділ баға беруді мақсат етті.
The article considers folklore and ethnographic traditions in the story of S. Sanbayev «White Arua», defines their role in the artistic structure of the story, influences the figurative system of the work. Specific features of the use of the parable in the structure of the analyzed story are revealed. The author notes that playing the parable gives the writer an opportunity to argue the idea of continuity in the eternal movement of the best spiritual traditions of the people. Through parables and legends S. Sanbayev in his works wanted to show the true cultural and moral values of his people, to give them an objective assessment.