Есть в горах Ала-Тау орлиное море Иссык,
Берега из гранита
И теплых тянь-шаньских елей,
В нем веками копилась
Угрюмая свежесть росы,
Краски неба навеки
к холодным волнам прикипели.
Поднимаешься в гору, и сердце у горла встает,
Высота, высота,
Пьешь из фляги тягучую воду,
Не спасает,
Или – воздух тёплый, пахучий, как мёд,
А в висках, а в ушах —
кровь гудит, нагоняя одурь.
Кровь беснуется, рвется.
Вдруг ветер порывом провыл,
Голоса издалека,
И травы скрежещут, и вскрики,
Бубны, топот и лязг,
И прибитый копытом ковыль…
А товарищ толкает в плечо:
— Ну, чего же ты, прыгай…
Со скалы – на скалу – через трещину,
Пару шагов – и стволы разошлись,
И открылось орлиное море,
Удивись красоте неспокойных его берегов,
Погляди, как водою скалу узкоплечую моет.
Приглядись и пойми,
Что когда-то был просто обрыв,
Потом ветер шатал одинокие горы, как ели,
И во вздыбленном небе плясали и гибли орлы,
И хлестали кипящие струи из горла ущелья.
И вода разбежалось бы
Сотней бессильных ручьев,
в тесном размытом протоке,
И собралась вода
И раздвинула горы плечом,
Отстоялась под солнцем
и озером стала глубоким.
Уколи свои ноги об острые грани песка,
Удивись, как прозрачно тугое, волнистое тело,
Наклонись и напейся,
Да так, чтоб ломило в висках,
Чтоб вода ледяная по венам горячим запела.
И тогда ты взмахнешь,
Ты захочешь руками взмахнуть,
Твои мускулы жадно попросят работы, работы.
Ты идешь,
Ты спеша продолжаешь немеренный путь,
Твои щеки щекочуть соленые брызги пота…
Олжас Сулейменов