Иванов Владимир Александрович*
Едва ли мы погрешим против истины в своем утверждении о том, что до настоящего времени историческая география Золотой Орды/Улуса Джучи рассматривалась в контексте географии городов, возникших и существовавших на территории этого государства в XIII-XIV вв. В этом отношении исчерпывающим справочником вот уже на протяжении четверти века остается книга В.Л.Егорова, снабженная картами золотоордынских городов указанного периода и их краткими описаниями по бассейнам рек [Егоров, 1985: 75-150]. Однако хорошо известно, что культурный облик Улуса Джучи не исчерпывался только городами, но представлял собой синкретическое явление, состоявшее, как считал Г.А.Федоров-Давыдов, из двух культурных компонентов: синкретической городской культуры и культуры кочевников-степняков [Федоров-Давыдов, 1966: 210-211]. Причем, именно в культурном отношении эти две «стихии» — городская и степная – находились если не в противостоянии, то, во всяком случае, были индифферентны друг к другу [Федоров-Давыдов, 1976: 118].
Вместе с тем, география кочевнических курганов и курганных могильников золотоордынского периода показывает, что их распространение в пространстве определялось некими факторами, среди которых города и их округа, вполне вероятно, играли какую-то роль. На сегодняшний день база данных по кочевническим погребениям золотоордынского времени, имеющаяся у автора этих строк, насчитывает в общей сложности 1179 комплексов,*2 разбросанных на обширном степном пространстве от верховьев р.Урал до Днестра. С точки зрения законов математической статистики, это означает нижний уровень процентного показателя при степени вероятности = 0,95 не менее 0,4% [Генинг и др., 1990: 64]. Географически по территории Золотой Орды они распределяются следующим образом:
Правобережная Украина – 6,00% погребений;
Левобережная Украина – 8,00%;
бассейн Дона – 7,56%;
Волго-Донское междуречье – 9,35%;
Степи Северного Кавказа – 6,54%;
Нижнее Поволжье – 17,6%;
Среднее Поволжье – 13,75%;
Южное Приуралье – 19,9%;
Территории, расположенные к востоку от Мугоджар
Тургайской низменности (Лесостепной и Горный Алтай, Центральный и Восточный Казахстан, Средняя Азия) – 10,8%.
То есть, половина всех известных кочевнических погребений Золотой Орды локализуются в степях Нижнего и Среднего Поволжья и Предуралья.
Совместив рассматриваемые памятники с современной административной картой Западного Казахстана, России и Украины, получаем следующую картину: табл.1. Из приведенных таблице данных следует, что явной территориальной связи между золотоордынскими городами и синхронными кочевническими памятниками не прослеживается (во всяком случае, в контексте современного административного деления Восточноевропейских степей). Соответственно, трудно рассчитывать и на наличие топографической связи между городами и кочевническими могильниками рассматриваемого периода. И действительно, ближайший к городу Сарайчик район наибольшей концентрации золотоордынских кочевнических погребений – низовья Узеней (Мокринский I, оз.Раим, Джан-гала (Нов.Казанка), Джангала (Кара-Оба) и др.) – расположен от города на расстоянии 240 км по прямой, что предполагает не менее 5-6 дней конного пути.
Таблица 1.
Распределение погребений кочевников периода Золотой Орды по современным областям (с востока на запад)
№ Область Количество % от общего Количество
погребений количества городов
1 Актюбинская 15 1,2 ?
2 Гурьевская — — 1
3 Челябинская 12 1,0 —
4 Оренбургская 128 10,8 —
5 Башкортостан 18 1,5 —
6 Уральская 62 5,25
7 Волгоградская 203 17,2 2
8 Астраханская 24 2,0 5
9 Самарская 24 2,0 2
10 Татарстан 7 0,6 11
11 Саратовская 145 12,3 2
12 Калмыкия 91 7,7 —
13 Краснодарский край 51 4,3 —
14 Ставропольский край 13 1,1 —
15 Воронежская 29 2,4 2
16 Ростовская 42 3,5
17 Донецкая 10 0,85 —
18 Луганская 4 0,3 —
19 Днепропетровская 58 4,9 —
20 Запорожская 18 1,5 1
21 Харьковская 7 0,59 —
22 Павлодарская 3 0,25 —
23 Киевская 8 0,67 —
24 Черкасская 2 0,17 —
25 Херсонская 11 0,93 —
26 Крым 2 0,17 7
27 Одесская 40 3,4
28 Молдова 6 0,5 2
Следует отметить, что г.Сарайчик, основанный во второй половине XIII в. [Егоров, 1982: 124; Бурханов, 2009: 245], рас-положен в зоне прикаспийских пустынь, где никаких кочевни-ческих памятников до сих пор не выявлено. Хотя в период Зо-лотой Орды данный район представлял собой хотя и сухую, но степь [Демкин и др., 2010: 62].
Еще более удалены могильники на Узенях от Мавлибердинского городища на р.Уил (320-340 км по прямой), на месте которого отмечены остатки кирпичных стен 30-40 построек и оросительные каналы [Егоров, 1982: 127-128].
Возле города Хаджитархан (гор.Шареный Бугор), возникшего в XIV в. [Пачкалов, 2010: 349-351], кочевнических могильников не могло появиться по определению. Во-первых, сам город расположен в дельте Волги, поэтому самый ближай-ший к нему курганный могильник – Сеитовский (30 км к се-веро-востоку)4 – расположен на левом берегу Ахтубы, в зоне полупустынь5. Во-вторых, сама эта зона (в рассматриваемое время – сухая степь) едва ли располагала кочевников к ее ин-тенсивному освоению. Поэтому абсолютное большинство из-вестных на территории современной Астраханской области кочевнических погребений XIII-XIV вв. (Никольское, Черный Яр. Кривая Лука, Солёное Займище, Старица и др.) найдены значительно севернее, за пределами Прикаспийских пустынь и полупустынь.
Естественно, мы не можем не упомянуть о 528 бескурганных погребениях золотоордынского времени, открытых и исследованных в окрестностях городища Шареный Бугор [Недашковский, 2010: 137-154]. Но что в данном случае означает «в окрестностях»? Самое крупное скопление бескурганных захоронений золотоордынского времени (более 370 погребений) – могильники Барановка (Калмацкий Бугор), Вакуровский Бугор I и II, Маячный Бугор I-III, Мечетный Бу-гор I и II находится в 30 км к востоку от городища, на левом берегу протоки Бузан [Недашковский, 2010: 124, рис.4]. Такая территориальная удаленность очень затрудняет восприятие перечисленных могильников, как элемент социокультурной структуры города Хаджи-Тархан (не смотря на то, что погребения в основном мусульманские).
Город Сарай ал-Махруса (гор.Селитренное) в своей округе кочевнических курганов не имел вообще. Ближайшее (единственное) кочевническое погребение – Енотаевское – находится в 35 км к северо-западу на правом берегу Волги [Недашковский, 2010: 91, рис.3] и к городскому комплексу отношения явно не имеет.
Здесь не лишне вспомнить о том, что первая столица Золотой Орды была основана ханом Бату в начале 50-х гг. XIII в., когда ислам отнюдь не являлся еще основополагающей ре-лигией этого государства. Поэтому с точки зрения конфесси-ональных «тонкостей» для пребывания в окрестностях города кочевников-язычников препятствий не было.
ближайших окрестностях г.Бельджамен (Водянское гор.) [Егоров, 1985: 109-110] кочевнические курганы золотоордынского времени также не выявлены. Шесть погребений из могильника у с.Верхнее Погромное расположены на левом, противоположном от городища берегу Волги. Погребение в кургане у с.Гусевка – в 70 км севернее Водянского городища [Гарустович и др., 1998: 83].
Аналогичная картина наблюдается и в окрестностях г.Увек (окраина современного г. Саратова). Ближайшие к городу курганные захоронения – Покровск, Зауморие, Скатовка – расположены на левом берегу Волги, а Аткарский грунтовый могильник – в 70 км к северо-западу.
На территории современного Восточного Татарстана, где сосредоточено наибольшее количество городов, существовавших в эпоху Золотой Орды, известны всего четыре кочевнических захоронения из Балымерского могильника, которые могут трактоваться не более как случайное явление на данной территории.
степях к западу от Волги наблюдается аналогичная картина: в ближайших окрестностях золотоордынских городов Маджары, Азак, Шехр-аль-Джадид (Старый Орхей), Ак-Керман, Килия кочевнических курганов не выявлено.6
На этом фоне необычно выглядят окрестности города Сарай ал-Джадид (Царевское городище), возникшего не ранее 40-х годов XIV в. [Блохин, Яворская, 2006: 80]. В радиусе 20 км от него вверх и вниз по левому берегу Ахтубы (чуть более часа верховой езды рысью) расположены 18 курганных могильников золотоордынского времени: Заплавное II, Бахтияровка I-III, Ленинск I и II, Маляевка I, V,VI, Солодовка I-III, Царев, Колобовка I-IV, Зубовка. В общей сложности – 158 погребений (85,2% от всех золотоордынских кочевнических погребений Нижнего По-волжья).
Данному «феномену» имеются несколько объяснений. Первое – «некоторая часть некрополей начала функционировать золотоордынское время еще до образования крупного города на месте Царевского городища. Основным занятием населения на этой территории до возникновения города было, по-видимому, кочевое скотоводство. С возникновением и развитием города совпадает трансформация хозяйства кочевников к полукочевому» [Блохин, Яворская, 2006: 97].
Второе – «в округе Царевского городища зафиксировано значительное преобладание количества подкурганных погребений (их в полтора раза больше, чем грунтовых), что является уникальным для округи крупных золотоордынских городов Нижнего Поволжья: вероятно, в окрестностях Царевского городища доминировали представители кочевого мира…» [Недашковский, 2010: 237].
принципе оба эти предположения не противоречат друг другу, а никакой другой альтернативы мы предложить не можем.
Л.Ф.Недашковский рисует обоснованную и убедительную схему динамики потенциальных экономических зон поселений округи Царевского городища7. Из приведенных исследователем данных следует, что на всем протяжении истории этого города (с 1266 по 1395 гг.) очертания границ его экономических зон менялись незначительно и кочевники, представленные боль-шим скоплением погребений в этом районе, стабильно находи-лись рядом с этими зонами. Это и привело автора к совершен-но справедливому выводу «о тесных связях золотоордынских городов Нижнего Поволжья с их сельской и кочевой округой» [Недашковский, 2010: илл. 10-14: 246]. Едва ли есть смысл со-мневаться в том, что так оно и было, и в том, что связи эти имели выраженный экономический, но не социальный характер. Под последним подразумеваются различия в динамике социального развития золотоордынских городов и «кочевой степи».
этом плане весьма показательны золотоордынские погребения с монетами, составляющие 9,45% от всех погребений нашей выборки. Главным образом это монеты ханов Узбека (1312-1341), Джанибека (1342-1357) и Бердибека (1357-1359), на время правления которых приходится утверждение ислама, как государственной религии Золотой Орды. 8,8% от указанных погребений – языческие, т.е. содержат конские захоронения и сопутствующие погребенному вещи. Они встречаются в могильниках, расположенных в окрестностях городов (Бахтияровка II, III, Царевский, погребение в Сарато-ве), но преобладают в степи.
Вопрос об утверждении ислама в Улусе Джучи рассматривался неоднократно с привлечением как письменных, так и археологических источников. Основной вывод исследователей сводится к тому, что у кочевников степной периферии Золотой Орды язычество (шаманизм) сохранялось в XIII, и в XIV вв. Для степей Южного Приуралья это, в частности, подтверждается сохранением здесь языческих святилищ типа Акимбетовского кургана, могильников Система I, Анненское-12 и др. [Костюков, 2010: гл.II]. Наиболее адекват-но объясняющим причину «конфессионального запаздывания» золотоордынской кочевой степи по сравнению с золотоордын-ским городом нам представляется заключение В.П.Костюкова о том, что «кочевой быт вообще не создает подходящей почвы для глубокого укоренения прозелитических религий. Хорошо известно, что там, где степняки оказывались более или менее прочно привязанными к монотеистическим государственным центрам, таким как Хорезм или Византия, процесс утверждения мировых религий совершался значительно скоротечнее и глуб-же. В иной ситуации каноны новой веры, не напоминаемые ре-гулярным миссионерским наставлением, самым причудливым образом преломлялись в сознании кочевников и либо вовсе не допускались в важнейшие области ритуальной практики, либо присутствовали в них фрагментарно, в парциальном виде» [Костюков, 2010: 82].
Впрочем, данный небольшой экскурс в проблемы конфессиональной истории Золотой Орды мы совершили для того, чтобы показать, что «исламский фактор» также мог способствовать территориальному отдалению кочевников от города: мы не знаем, насколько «толерантны» были городские мусульмане к своим соседям-язычникам. И наоборот.
Что касается концентрации кочевнических курганов в округе Царевского городища (город Сарай ал-Джедид), то здесь уместно будет вспомнить и о том, что в предшествующее время, в частности, в X-XI вв. на этой территории наблюдалась аналогичная картина – могильники Бахтияровский, Калиновский, Царевский, Солодовка, Ленинск (в общей сложности 20,1% от всех учтенных погребений огузо-печенежского времени). Это дает нам основание предполагать, что данное место издревле являлось местом традиционных зимовок кочевников Урало-Поволжья*8. И не стоит исключать и того обстоятельства, что появление здесь города (и вообще степных городов Нижнего Поволжья) явилось дополнительным (если не основным) дис-сонансом в отношениях «кочевой степи» с центральной ордын-ской властью.
Возможную ситуацию, на мой взгляд, вполне реалистично охарактеризовал Э.С.Кульпин-Губайдуллин: «Появление человека сделало степной гомеостаз менее устойчивым по ряду причин. Степные города создавались на пустом месте. Люди, их заселившие, не знали, как вести себя в степи, не знали, что навыки, выработанные предками в других природных условиях, могут оказать на новом месте плохую услугу (выделено мной – авт.). Зачастую не знали новую степь и кочевники. Она казалась им несравнимо более богатой их прежних родных мест, но они не знали границ ее возможностей, за которыми следует эко-логический кризис или локальная экологическая катастрофа» [Кульпин, 2008: 71].
целом же совершенно очевидно, что в географическом и, соответственно, ментально-психологическом отношениях золотоордынские города и «кочевая степь» представляли собой два параллельных явления в социально-политической и этноконфессиональной жизни Золотой Орды. Связь между ними была чисто экономической: материальная культура кочевников регулярно «подпитывалась» продуктами городского ремесла (что и превратило золотоордынскую культуру в имперскую, т.е. надэтничную), тогда как «золотоордынские города Нижнего Поволжья не могли обойтись без притока скота и молочных продуктов из кочевой степи» [Недашковский, 2010: 221]. Что же касается духовной связи между золотоордынским городом степью, то ее вряд ли стоит преувеличивать. И «ордынская замятня» 60-х – 80-х гг. XIV в. – наглядный тому пример.